Рут Уинд - Музыка ночи

— Этого я бы вам и не позволил. Немного помочь по-соседски — совсем другое дело. Буду здесь в половине седьмого.

Элли кивнула, решив, что не стоит спорить:

— Спасибо.

Она вышла и смотрела, как он отъезжает, чувствуя какое-то странное стеснение в груди. Это был одновременно и соблазн, и предупреждение. Блю Рейнард произвел на нее гораздо большее впечатление, чем она ожидала.

Но не в ее характере было сидеть и подробно анализировать подобные вещи. Она выпустила Эйприл, чтобы та немного побегала, потом налила себе стакан чаю и села на ступеньках крыльца, прихватив с собой одну из папок с материалами, что оставил ей Блю. В основном это были газетные вырезки 30-х и 40-х годов, и Элли ощутила теплую волну благодарности за то, что он побеспокоился об этом.

Она отложила ксерокопии статей в сторону, придавив их камнем, чтобы не унесло ветром, и быстро просмотрела остальные материалы. Списки музыкальных клубов, их адреса, возможные контакты, имя редактора местной газеты, адрес церкви. Последнее заставило ее улыбнуться. Насколько было известно, церковь в жизни Мейбл не сыграла большой роли. Но тогда множество детей впервые учились петь именно в местных церковных хорах.

Последней лежала фотография, черно-белая, глянцевая, размером 8x10 — такие часто снимают в клубах путешествующие фотографы. Группа из семи или восьми человек сидела вокруг стола, разодеты все были в пух и прах, волосы напомажены и прилизаны, на темных лицах сияют улыбки. В центре — юная Мейбл Бове, с затуманенными смеющимися глазами экзотической формы. На ней темное платье в горох из вискозы, не скрывающее ее русалочьих форм.

Элл и долю смотрела на снимок, ощущая ту же самую боль, которую почувствовала, когда впервые увидела портрет Мейбл. Сколько ей лет на этой фотографии? Восемнадцать, девятнадцать? Элл и перевернула снимок и увидела: "Музыкальное кафе Хопкинса, 2 ноября, 1939 г.".

Даже еще не восемнадцать. Мейбл было шестнадцать, и она уже так поособенному смотрела Мейбл было шестнадцать.

Элли со вздохом встала и посвистела Эйприл, которая тотчас примчалась по высокой луговой траве. "Пора рассказать настоящую историю Мейбл Бове! Почему она исчезла как раз в тот момент, когда должна была обрести славу и состояние, о чем мечтает каждый музыкант?"

Роузмэри любила обедать в парикмахерской Конни. Обеих женщин связывала иногда даже нежеланная для них дружба, связывали обстоятельства, не зависящие ни от одной из них, начиная с решения правительства штата о смешанном обучении в их маленьком городке. В тот год они вместе пошли в старший класс. Потом их парни — Бобби и Маркус — отправились в учебный лагерь для новобранцев в одном автобусе. В начале семидесятых был такой период времени, когда Конни оставалась единственным человеком в мире, с кем Роузмэри могла поделиться своими страхами, и наоборот. Но после этого они разошлись и каждая жила своей жизнью. Вышли замуж, нарожали детей и переживали все, что было связано с этим. Обе были из хороших семей, и каждая заняла достойное место в обществе. Они разговаривали время от времени, встречаясь на улице, но этим и ограничивалось их общение.

Пять лет назад колесо их жизни снова повернулось в одну сторону: они овдовели с разницей в четыре месяца, первой — Конни.

Она проводила много времени за чтением астрологических прогнозов и утверждала, что их звезды находятся в одном ряду. Роузмэри считала, что обе они — жертвы стечения неблагоприятных обстоятельств.

Сегодня Роузмэри более чем обычно не терпелось приступить к традиционному обмену сплетнями.

— Как здесь тихо, — сказала она, плотно притворяя за собой стеклянную дверь, чтобы сохранить прохладу, которую создавал кондиционер.

Конни делала "химию" миссис Джонкинс, главе школьного совета, и кислый запах состава смешивался с запахом лака для ногтей, который маникюрша аккуратно наносила на очень длинные ногти Алиши.

— Не знаю, как ты делаешь прически с такими ногтями, — качая головой, произнесла Роузмэри, — или что-то сажаешь у себя в саду.

Алиша улыбнулась своей раздражающей кошачьей улыбкой и посмотрела на накрашенную левую руку — ту, на которой красовалось широкое золотое кольцо, когда-то надетое на ее палец Маркусом.

— Такие ногти у меня всю жизнь. Они словно каменные. Говоря по правде, не знаю, как бы я обходилась без них.

— Ну, — через весь зал спросила Конни, — что вы думаете об этой писательнице, что привел Блю?

— Кажется, она приятная.