Ирина Степановская: На скамейке возле Нотр-Дам

Я даже возмутилась:

– Ну вот еще! Нечего вешать на других людей свои комплексы. Самой надо от них избавляться!

Лена еще посидела немного.

– Значит, ты думаешь, что я не права?

Я хитренько ей подмигнула:

– Самые лучшие мысли в Париже приходят к человеку, когда он сидит на скамейке под липой, на задах собора Парижской Богоматери. Впрочем… – я подумала, – это ведь тоже мои мысли, мои ощущения. Попробуй все-таки найти в Париже что-то свое, место, куда можно возвратиться, как в родной дом.

– А у меня есть такое место! – сказала Лена и вдруг первый раз почти за целый год на меня победно посмотрела. И в этом ее взгляде отчетливо читалась та, прежняя Лена.

– Где же оно? – Я не хотела ее подначивать, мне было просто интересно.

– Оно называется площадь Побед.

– Очень символично, – вдруг горячо сказала я.

– Я еще не знаю, как мне его самой отыскать, но я непременно его найду. Я приду туда ночью.

– Не очень-то по ночам там разгуливай! – с ворчливыми материнскими нотками в голосе сказала я. Но Лена меня не слышала. Глаза ее были широко открыты и устремлены внутрь себя.

– Это такая маленькая круглая площадь. Брусчатая мостовая. Посредине всадник. Кругом дома. И в них освещенные даже ночью окна. – Она приложила руки к груди. – Поверишь, Танька, я все бы отдала, только бы жить на этой площади!

Я посмотрела на Лену внимательно и вдруг поняла, что все для нее уже решено.

– Ты с ума сошла! Как ты там будешь жить? Без денег, одна!

Она улыбнулась и сказала:

– Как-нибудь устроюсь. Прощай!

Я поняла, что она возвращаться не собирается. Я обняла ее.

– Помни, что у тебя в Москве есть по крайней мере я.

– И мама! – добавила она. – Как только я там где-нибудь устроюсь, сразу же ее заберу.

– Переходишь на нелегальное положение! – улыбнулась я.

– Танька, я медленно умираю. Может, там будет лучше?

– Ну, съезди и посмотри.

Перед тем как уехать окончательно, она все-таки зашла ко мне домой.

– Танька, ты можешь орать, но я ему все-таки позвонила.

– Кому? – Я подумала, что это она как-нибудь виртуально звонила Сержу Валли. А что – я-то ведь посылала еще недавно к небу молитвы.

– Твоему Михаэлю.

– Как? – Я просто не знала, что ей сказать.

– Ну так. Обнаружила телефон в карманчике дорожной сумки.

– Что же ты ему сказала? – Я абсолютно не знала, радоваться мне или нет.

– Да все сказала, как есть. Он от тебя, оказывается, до сих пор звонка ждал. Счастливая ты, Танька!

На прощание я все-таки сунула ей в руки сверток с бирюзовым пальто.

Мы живем с Михаэлем и нашей дочкой в Москве. Миша, так я называю своего мужа, оказался на редкость приятным, спокойным и очень порядочным человеком. Уже второй год подряд мы гостим летом у его родственников в Германии, и оба его дядьки души не чают в нашей прелестной девочке. Я работаю, Миша тоже. Мои родители с удовольствием помогают нам растить нашу дочку.

Маша и Валерий действительно уехали жить в Испанию. Чем они там зарабатывают на жизнь, мне неизвестно. Но как-то через Лену, которая обитает в Париже одна, по линии какой-то благотворительной организации, до нас просочились сведения, что Валерий очень изменился, у них с Мари родились еще двое детей. А Димка и родители Валерия живут вместе с ними одной большой семьей.

Жизнь продолжается. И когда мне почему-либо становится трудно, я прошу Михаэля свозить меня в Париж, посидеть вместе с ним на скамейке у Нотр-Дам. Он обещает, но у нас все как-то это не получается. Да и говорю я об этом скорее понарошку. Просто шутя.

Sorti – выход ( фр .).