Энн Харрел - Огонь Менестреля

Она поиграла несколько секунд, остановилась и повернулась к нему.

— Вам известно, что у него хрипят басы?

— Верно, — уклончиво ответил Лэн.

— Сегодня я как-нибудь обойдусь, но вы должны настроить его.

— Обязательно, крошка. Мы все поправим.

И не успел он спихнуть ее маленькую попку со стула, как она начала играть. И тут он уже не смог прервать ее. Он просто стоял и слушал. Ее техника была поразительной. Он никогда не слышал, чтобы этот роялишка издавал такие звуки, и к черту басы! Но она не давала себе увлечься, неотступно следуя нотам, которые были в ее голове. А он вдруг почувствовал, как что-то внутри нее рвется наружу. И если оно когда-нибудь выплеснется — черт! — он хотел бы посмотреть, как будут сотрясаться эти стены!

Она сыграла три мелодии и остановилась. Затем повернулась на стуле. Снизу в ожидании вердикта на него сквозь розово-голубые пряди волос смотрели ее глаза. Она ровно дышала и совсем не казалась взволнованной. У Лэна сложилось впечатление, что если он откажет ей, она просто пожмет красивыми покатыми плечами и прошествует к выходу, а ее самолюбие останется нетронутым.

— Ну что ж, неплохо, Д. Д.

Фальшивое имя, решил он. Кому, черт побери, пришло бы в голову назвать крошку с такими глазами Д. Д.? В фамилию Пеппер он тоже не поверил.

— Спасибо, — сказала она.

Простая вежливость и никакого чувства облегчения, так показалось Лэну. Она знала, что была хороша.

— Тебе не хватает только раскованности, подпусти жара, когда играешь.

Она насупилась и причмокнула фиолетовыми губами.

— Вы хотите сказать, больше импровизации?

— Да-да, импровизации.

Во что же ты ввязываешься, детка, подумал он. А сам уже говорил:

— Ты можешь играть во время завтраков, если хочешь. Мне нужен человек, который сможет отыграть днем в воскресенье. Если, конечно, тебе это интересно. Мы иногда приглашаем сюда исполнителей классики. Ты знаешь что-нибудь из Баха или Бетховена?

— Я бы предпочла держаться джаза или поп-музыки. Когда мне приступать?

— Завтра вечером.

— Завтра вечером я не могу.

— Не можешь?

— У меня уже договоренность.

— Ты играешь в другом клубе?

— Нет.

Она не собиралась ничего объяснять.

— А как насчет воскресенья?

— Вы что, хотите, чтобы я начала с обедов?

— Ну да. Ты же не Эрл Хайнс, крошка.

И тут ее роскошные нежные белые щечки стали пунцовыми.

— Хорошо, мистер…

Черт! Она даже не помнит его имени.

— Везерелл, — невозмутимо подсказал он. — Лэн Везерелл.

Она никогда не слышала о нем. У нее ушло две недели на то, чтобы уяснить, кто он такой. Тогда она заявила, что любит хоккей, а не баскетбол. Он как-то невзначай упомянул Уэйна Грецки, но она лишь переспросила «Кто?». Еще одна маленькая неувязка, которая вместе с остальными складывалась в одну большую ложь. Но Лэн решил для себя, что если Д. Д. Пеппер когда-нибудь захочет пооткровенничать с ним, тогда он ее и выслушает.

А пока этого не случилось, он позволил ей быть той, кем она желала.

— Привет, малышка, — протянул он, ухмыляясь. Сейчас ее глаза были накрашены сверкающими золотистыми тенями. — Рад тебя видеть. Ну как Новая Зеландия?

Доли секунды она смотрела на него, словно не понимая, о чем он толкует. Похоже, она забыла, что оставила его на четыре месяца, для того чтобы полазать по горам Новой Зеландии. Но тут ее осенило, и она рассмеялась.

— Новая Зеландия ужасна.

С таким же успехом она могла сказать ему, что была в Якутске.

— Ты привезла мне овцу?

— Открытки.

Черт, где она раздобыла открытки? Можно было поклясться, что не в Новой Зеландии.

— Ты готова играть?

Она широко улыбнулась, и на этот раз в ее улыбке было облегчение.

— Конечно.

— Тогда пошли. А потом расскажешь о Новой Зеландии.

— С удовольствием.

Блеск ее глаз подсказал ему, что ей доставляет удовольствие врать. Но внутри их ждала послеполуденная толпа и маленький рояль, и было видно, что она им рада.

Одинокий голландец, стоя у западного входа в Центральный парк на 81-ой улице, курил сигару. На противоположном углу располагался Музей Естествознания, а на другом — престижный Бересфорд. Со своего наблюдательного пункта он хорошо видел как оба входа в Бересфорд, так и вход в Центральный парк. У каждой двери в Бересфорд стояло по швейцару в зеленой униформе, окантованной золотистой тесьмой. Они мало беспокоили Хендрика де Гира. Если понадобится, он пройдет мимо них. Но сейчас он только наблюдал.

Он видел, как на широкой, оживленной, проходящей через парк 81-ой улице остановилось желтое такси и из него вышла женщина в енотовой шубе. Она что-то сказала швейцару, и тот пропустил ее. Волосы блондинки отливали розовым. Поначалу Хендрик принял было это за игру солнечного света, но скоро понял, что ошибся и что волосы у нее действительно розовые. Несколько часов назад она вышла из Бересфорда. И он ждал ее на холоде, покуривая сигары. Ему нужно было увидеть ее еще раз, чтобы не оставалось сомнений.