Барбара Хоуэлл - Прогулочки на чужом горбу

Она бесстыдно ему льстит. А он изо всех сил старается не поддаться искушению. Его пальцы, сжимающие ручки кресла, белеют от напряжения.

Он предлагает ей еще выпить, но она только пренебрежительно отмахивается (до того ли!), распевая о том, как неповторимо сладок на вкус этот плод — успех, походя называя имена писателей мировой величины, с которыми она, Джой, знакома лично.

Его волевой подбородок постепенно теряет твердость. Обладатель подбородка размяк, ему отчаянно хочется войти в этот писательский рай. Ибо воистину в нашем безбожном мире одни литераторы могут претендовать на роль кумиров. Вдобавок работенка у них не пыльная, спину гнуть перед начальством не нужно — знай только автографы раздавай. Ну и, само собой, у них куча денег.

Интересно, как у него с деньгами? Ответ на этот вопрос она должна получить уже сегодня. Хотя не так уж это и важно. Он в любом случае находка, и бог с ними, с его доходами. Он сгодится и на роль эскорта: с ним не стыдно появиться в насквозь прокуренных литературных гостиных Вестсайда, известных роскошными угощениями, которые она исправно посещает независимо от того, приглашена она или нет. Но если вся эта авантюра закончится тем, что он возьмет ее на содержание, он окажется сущим кладом.

От состояния его финансов зависит, в частности, примет ли она к сведению его робкие намеки на то, чтобы она «взглянула» на его труд, который — к полуночи он выдавливает из себя это признание — занимает довольно большой объем. Оказывается, это не двести шестьдесят страниц. Скорее, под две тысячи. Эти папки на его столе — не деловые бумаги, как он дал ей понять вначале, в них его творение в полном объеме. Правда, оно еще в сыроватом виде. Но в этой рукописи — та чистота и свежесть восприятия мира, которые он впервые открыл в себе. Тут он такой, какой есть на самом деле. Вся правда о нем.

Она понимающе кивает. Обладая куда более острым умом и проницательностью, чем он, она понимает, что доверить бумаге «всю правду о себе» он просто не способен. Ни один мужчина, женатый на женщине по имени Мариза, не может знать этой правды. Да и костюмчик у него слишком шикарный.

С величайшей осторожностью она поворачивает разговор в финансовое русло. К часу ночи она выясняет, что живет он на проценты от своих сбережений, и что Мариза не требует от него алиментов. Она — доктор антропологии, публикуется в научных журналах, к тому же наследница огромного состояния, которое сколотили на пшенице два поколения ее предков на Среднем Западе. Два их сына (один — студент юридического факультета Йельского университета, другой поступил на работу в инвестиционный банк) — наследники капитала, завещанного им много лет назад родителями матери.

Принимая во внимание его прежнюю должность, а также отсутствие необходимости в больших тратах на хозяйство при их совместной жизни с Маризой, Джой вычисляет, что его сбережения составляют примерно пятьсот тысяч долларов, значит, десять процентов годовых — это около пятидесяти тысяч. Минус налоги — он не из тех, кто уклоняется. Итого, в год получается тысяч тридцать пять. Не густо. Но если ей удастся пристроить его куда-нибудь на службу, он вполне может зарабатывать сто — сто пятьдесят тысяч долларов в год.

Однако, чтобы он выплатил ее задолженность по налогам — двести семнадцать тысяч долларов (пока это только мечта, но отчего бы не помечтать?) — она должна хорошенько запудрить ему мозги, убедив его, что он — великий писатель, а она может помочь привести его шедевр в надлежащий вид. Вот только как ей, внушая все это, одновременно уговорить его поступить на службу?

Как бы тут все схронометрировать?

Однако ей кажется, это задача выполнимая.

В три часа ночи она решает, что, пожалуй, и вправду стоит взять с собой домой две увесистые папки — в каждой приблизительно триста страниц. Она обещает прочесть их на следующий день. Все равно делать ей особенно нечего. Более того, в работе у нее небольшой «затор», и ей нужен стимул, который она, без сомнения, получит, читая творение истинного мужчины. В какой-то момент ей взбрело в голову, что он — мужчина до мозга костей. И это ему понравилось.

Прихватив под мышки по папке и сутулясь от их тяжести, она подставляет ему лицо и нежно, выжидательно на него смотрит. Он легонько целует ее в губы, но в его поцелуе чувствуется нетерпеливый голод — он уже весь на взводе. Ему не терпится овладеть ею прямо тут же, на месте, но она понимает его опасения — он устал, не уверен в ее реакции и боится, что бесценный труд с непронумерованными страницами может разлететься по всей комнате, и тогда он рискует никогда уже не собрать его в прежнем первозданном виде.