Пенелопа Дуглас: Покинутые (ЛП)

кандидатура оказалась очень даже подходящей.

Мои вьетнамки шлепали по гладкому полу.

– Вы сказали, информацию прислали вам на почту? – спросила я. – От кого она пришла?

–

Не имею представления. – Он сдвинул брови, глядя на меня с любопытством. – Я решил,

что письмо прислал кто-то из канцелярских работников департамента по вопросам исполнения

наказаний. – Мастерс остановился перед дверью кабинета. Раньше, а может и сейчас тоже, здесь

находилась химическая лаборатория доктора Портера. – К слову, – он пригрозил пальцем, – твои

особенные обстоятельства афишировать не нужно. Уверен, ты придерживаешься того же мнения, но я

хочу сразу все прояснить. Эти ребята не должны узнать, почему ты здесь. Поняла?

–

Да, сэр. Конечно. – Я сжала в кулаке ремешок сумки, висевшей у меня на плече, ощутив

стыд. – И спасибо, что доверились мне.

Взгляд его голубых глаз смягчился. Директор Мастерс улыбнулся.

–

Работать будешь в этом кабинете. – Он кивнул в сторону двери лаборатории доктора

Портера, затем вручил мне стопку папок, которую держал в руках. – Тут собраны оценочные

характеристики, которые расскажут о нынешнем положении каждого ученика, заметки педагогов,

учебные планы и копии журналов. Ознакомься с ними, и до встречи в понедельник, Кейси.

После этого Мастерс ушел, оставив меня одну. Я огляделась, оценивая обстановку. У меня

накопилось столько вопросов. Этим ребятам по семнадцать. Что, если они не захотят слушать того,

кто старше их всего на несколько лет? Что мне делать с проблемным поведением? Разумеется, Джаред

и Джексон Тренты уже не учились здесь, но я не сомневалась, что их сменили другие подонки. И

почему дополнительные занятия по письменной речи проводились в химической лаборатории? Разве у

меня не должны взять отпечатки пальцев, чтобы допустить к работе с несовершеннолетними?

Ох, подождите. У меня уже брали отпечатки пальцев.

Я засмеялась себе под нос, решив, что уж лучше смех, чем слезы. Как быстро все меняется.

Учась в школе, ты считаешь себя умнее всех, думаешь, что все твои планы осуществятся.

Думаешь, что двинешься по пути к успеху с полными денег карманами и плотным графиком, ведь ты

такой важный, и станешь именно тем человеком, каким всегда хотел быть, как только окончишь

школу.

Только никто не говорит, что в двадцать лет ты еще больше растерян, чем в семнадцать.

Глядя через окно на дверь школьного кабинета, потерла руки, разгоняя дрожь, и задумалась – а не

буду ли я в большем замешательстве в двадцать пять, чем была сейчас. Раньше моя дорога казалась

предельно чистой, а сейчас на ней появилось столько грязи, что я едва могла идти.

Но этим летом мне только ходить и придется. Так как меня лишили водительских прав на год,

я позволила Ник забрать мою машину в Сан-Диего и утешилась фактом, что в городе не осталось

моих друзей – по крайней мере, в данный момент – значит, невозможность водить не станет тяжким

бременем.

Школа и тренажерный зал. Иногда продуктовый магазин. Лишь эти места я буду посещать, и

все они находились на приличном, но посильном расстоянии от дома Тэйт.

Я решила вернуться домой, отказавшись переступить порог кабинета раньше, чем

потребуется. Наказание я получила заслуженно, однако от этого было не легче смириться с

необходимостью провести летние каникулы в душном, затхлом здании, наполненном людьми,

желавшими там находиться не больше моего.

Выйдя из школы, выудила из сумки айпод Тэйт и вставила наушники в уши. Пролистывая

плейлист, не сдержала улыбку, сообразив, что не узнала ни одну из загруженных ею песен.

Мне нравился музыкальный вкус моей подруги еще до того, как мы познакомились. Но на

протяжении многих лет я устала сражаться с матерью из-за песен, доносившихся из моей комнаты,

поэтому просто сдалась в итоге. Вообще забросила музыку. Я редко слушала что-либо, потому что ее

голос постоянно вторгался в мои мысли и все портил.

Включив "Take Out the Gunman" Chevelle, увеличила громкость настолько, что уши заболели.

Однако все равно широко улыбнулась, когда от этого сексуального голоса у меня в груди буквально

фейерверки взорвались. Я не слышала замечаний матери, вообще ничего не слышала кроме

громогласной музыки, заставившей меня рассмеяться, мой пульс участиться, а голову покачиваться в

такт.