Людмила Синицына - Узор счастья

Евгений Тихонович тоже смотрел на рисунок студента и согласно кивал. Натурщица действительно казалась светящейся. Как художник и как скульптор Максим не мог не оценить неповторимой грации фигуры, редкого сочетания цвета глаз и волос. А еще его поразило ощущение незащищенности, которое возникало и от самой позы, и от этой прозрачной кожи.

Взгляд его на некоторое время застыл на груди Светы. И он подумал, что каким бы пошлым ни казалось это сравнение сосков с бутонами роз, но в данном случае точнее сказать нельзя. Наконец он взглянул ей в лицо. И Светлана почувствовала себя так, словно ее коснулся палящий луч. Сколько длилась эта пытка, она не могла бы сказать. Потому что от взгляда, обращенного на нее, закружилась голова, и руки, на которые она опиралась, ослабели. Наверное, довольно долго. Потому что в аудитории воцарилась напряженная — как перед грозой — тишина. Головы сидевших за мольбертами обратились в сторону вошедших. Ничего предосудительного в том, что группа занималась дополнительно, не было. И ни у Мэд Макса, ни у куратора не было оснований сердиться. Любой преподаватель должен был только радоваться. Но среди студентов ходили слухи о том, что после смерти жены Макс стал вспыльчивым и раздражительным, что он мог вдруг из-за ничтожного пустяка выйти из себя и попавшийся ему под руку в такую минуту мог ожидать чего угодно. Конечно, демократизм, способность признать свою вину, извиниться выгодно отличали Максима от многих надутых профессоров-преподавателей. Но мало кому хотелось оказаться в эпицентре циклона.

Евгений Тихонович тоже был несколько обескуражен молчанием человека, от единственного слова которого зависело так много. И тоже стоял в недоумении.

Максим не отвел взгляда от натурщицы даже после того, как она опустила ресницы и стала похожа на спящую царевну. Его синие глаза стали еще темнее...

Затянувшаяся пауза оборвалась благодаря испуганной студентке, сидевшей рядом со старостой. Из ее дрогнувших пальцев выпал уголь. Он с легким стуком ударился об пол, и студентка так ойкнула, что по аудитории пронесся легкий смешок. Макс взглянул в ее сторону, будто сам только что очнулся ото сна. Студентка, прижав ладонь ко рту, смотрела на него, как кролик на удава.

Встряхнув головой, Максим снова повернулся к мольберту парня, застывшего перед ним с несколько растерянным видом — он не мог понять, как и все остальные, чем вызвана такая пауза.

— Объем должен ощущаться уже в рисунке, — заговорил Макс так, словно продолжал начатую мысль. — А вообще-то неплохо. Очень даже... неплохо. — И больше не глядя в сторону Светланы, он повернулся и вышел.

Несколько человек засмеялись. Это была разрядка после нервного напряжения.

— Сколько времени еще осталось? — спросила Маша у старосты.

— Полчаса, — ответил Валентин, быстро посмотрев на часы.

И снова в аудитории воцарилась сосредоточенная тишина.

А Светлана все еще не могла прийти в себя. Она встречалась с Максимом во второй раз и... опять переживала то же самое непонятное ощущение: тревогу, беспокойство, волнение. С чего бы это? Какое ей дело до этого знаменитого, богатого и взбалмошного человека? Ровный шорох угля по бумаге постепенно помогал ей вернуть прежнее самообладание. А память, независимо от нее, начала прокручивать сцену, когда она впервые неожиданно встретила Макса.

Это произошло перед собеседованием.

Светлана нервничала, хотя у нее были одни пятерки. Во многом это была наведенная нервозность. Наведенная не только общей атмосферой, которая расползалась по всем коридорам и обволакивала входивших уже в вестибюле, но и тем, что две москвички, с которыми Светлана познакомилась во время экзаменов — Алла и Катя, — объяснили ей, что большая часть группы поступавших — дети известных режиссеров, художников, артистов, и все места уже заведомо распределены. Девушки знали это от родителей. А те от общей знакомой, которая работала в деканате и через которую родители девочек находили репетиторов. Несмотря на то что девушки занимались очень основательно второй год, они совсем не были уверены в своем успехе.

Из приезжих в первую очередь отсеют тех, кому будет нужно общежитие. Поэтому ты сразу, как тебя вызовут, говори, что с жильем у тебя все в порядке.

Если все остальные доводы Светлана отталкивала от себя, несмотря на легкую тревогу, выедавшую дыры в броне, которой она пыталась защититься от яда сомнений, то этот показался ей убедительным. И Света пала духом. На время экзаменов она остановилась у Галины Григорьевны — подруги ее мамы по работе. Но к осени должны были вернуться дочь с мужем, поэтому оставаться у гостеприимной и заботливой Галины Григорьевны Светлана никак не могла.