Татьяна Тронина - Запретная любовь (сборник)

Нюта растерялась, не поняв, в чем дело. Аллочка объяснила:

– Смотреть на тебя… тошно, ты уж меня прости. Выглядишь как тетка на пенсии – посмотри на себя! Ни грамма косметики, ни украшений – пусть простеньких. Что за пучок на затылке? Как будто тебе двести лет! А во что ты одета? Ты студентка. Москвичка, дочь приличных и небедных родителей! – И она дернула цигейковый воротник Нютиного пальто. – Ну просто стыд, честное слово! И как допустила такое Людмила Васильевна? А сапоги, Нюта! Просто кирза новобранца!

Нюта расстроилась до слез – все было чистая правда. И пальто, перешитое из маминого, и дурацкие сапоги на грубом каблуке грязно-коричневого цвета. И краситься она почему-то стеснялась. Стеснялась, между прочим, из-за Зины – не хотелось быть краше и ярче ее.

Аллочка все кривила красивый рот и осуждающе качала головой. Нюта понуро обещала исправиться.

Потом пристально, с прищуром посмотрев Нюте в глаза, Аллочка сказала:

– Ну, про кавалеров не спрашиваю – и так понятно. Глухо как в танке. И можешь не сочинять – все равно не поверю!

На прощание, взяв с бывшей ученицы честное слово и пригрозив ей пальцем, Аллочка обещала все «скоро проверить».

Нюта уныло кивнула и побрела восвояси. Дома она долго разглядывала себя в зеркало – Аллочка была стопроцентно права. Что это за старческий пучок на затылке, бледные губы, светлые ресницы. Серая юбка и кофточка с глухим, до самого подбородка застегнутым воротом…

И было принято волевое решение объясниться с мамой. Людмила Васильевна всплеснула руками и запричитала:

– Господи! Какая же я… Идиотка! Нет бы самой догадаться – ты ведь у меня уже на выданье!

Нюта совсем смутилась – ну при чем тут это!

Мать тут же отправилась к отцу, и он в полном недоумении: «Что-то не так, Люда?» – тут же выдал приличную сумму.

Теперь Людмила Васильевна была при деле – целыми днями с раннего утра она толкалась в очередях, обегая ГУМ, ЦУМ и Пассаж.

Она узнала: в конце месяца непременно выбрасывают «импорт» – обувь и вещи, а в «Ванде» надо просто отстоять огромную очередь – косметика там есть всегда. В «Бухаресте» приличные сумки, в универмаге «Москва» бывают югославские сапоги и польские блузки. А в ЦУМе можно достать отличное демисезонное пальто – если, конечно, повезет.

За две недели Нюта преобразилась до неузнаваемости – блестящие сапожки на изящном каблучке, костюм из голубого мягчайшего трикотажа, бордовое пальто с белым песцовым воротником. Теперь она подкрашивала ресницы – чуть-чуть, но глаза стали крупнее и ярче, слегка красила рот бледно-розовой помадой, пользовалась духами «Пани Валевска» в темно-синем непрозрачном флаконе и – самое главное – сделала модельную стрижку. Аллочка, конечно, пропала и не объявлялась, но спасибо ей за прекрасный урок! Своей ученицей она была бы довольна.

А вот Зина отреагировала на изменения скептически:

– Для кого стараешься? Для этих? – и презрительно кивнула в сторону парней.

Нюта пожала плечами:

– Для себя! Просто… так приятнее!

И между подругами впервые пробежала черная кошка.

И все же Нюта радовалась переменам, даже походка у нее изменилась. Стала легче, плавней. И глаза она теперь не прятала, а смотрела в лицо собеседнику, и людей, проходящих по улице, разглядывала с веселым интересом – особенно женщин. Подмечая, какое у кого пальто и какой шарфик.

Тот день, когда отец шумно ворвался в дом и с порога возбужденно и радостно закричал: «Люда! Я нашел Яворского!» – она запомнила на всю жизнь.

Потому что день был весенним и прекрасным, на улице было почти тепло и уже распускалась сирень. Потому что успешно были сданы все зачеты и даже экзамены – как всегда досрочно. И еще потому, что впереди маячило лето. А значит, и дача! Совсем скоро, уже собраны сумки с вещами и коробки с крупой и консервами, а мама переглаживает «дачное» постельное белье, и отец собирает свои бесконечные бумаги и книги.

Отец быстро скинул плащ и ботинки и влетел на кухню, где мама разогревала обед.

– Ты слышишь, Людмила! – продолжал горячиться он. – Яворский нашелся! Приехал из Мурманска, вот ведь старый жук! Захожу к секретарю, а тут он выскакивает как черт из табакерки! И все такой же – тощий, поджарый, с буйной копной, – правда, почти седой. С палочкой, конечно, – сказал, что нога ноет сильно. Но полон жизни и планов. Семью не завел, детей нет. Служит в центральной газете, живет бобылем. Я удивился: бабы всегда по нему сходили с ума – есть в нем что-то такое, ну, вам, бабам, виднее… В общем, обнялись, выпили чаю в буфете, и он будет завтра у нас. Так что, мать, – он строго глянул на жену, – уж завтра, будь добра, постарайся!