Олег Рой: Двойная жизнь

Разговора с дочерью она опасалась напрасно. Выслушав, Маша усмехнулась, достала из сумочки зеркальце и сунула матери под нос:

– Видишь?

– Что? – не поняла Юля.

– Ты от одной мысли о возможности помолодела на пятнадцать лет. Погляди, погляди! Глаз горит, кожа сияет, улыбкой полгорода осветить можно. И ты еще спрашиваешь, как я отнесусь к твоим перспективам? Хватайся за них обеими руками! А когда будешь прилетать, будем куда-нибудь ходить и делать вид, что мы сестры, на мать ты сейчас точно не похожа, молода слишком! – и Маша рассмеялась, явно довольная описанной перспективой.

Дополнительным бонусом переезда стала для Юли башкирская природа. После просторной, но туманной и очень городской, предельно рукотворной красоты Питера тут все казалось невероятно… она не могла подобрать слова… первобытным? Настоящим? На фоне торжественного, невзирая на мрачные дворы-колодцы и жутковатые подворотни, Питера – Уфа выглядела скромненько, даже скучновато – и при том удивительно уютно. А уж вокруг… Холмистые степи, накрытые высоким небом, как гигантской синей пиалой, стремительные, неправдоподобно прозрачные речки, бегущие с южных отрогов Урала, кудрявые леса – почему у человека всего два глаза, думала Юля, этого мало на все это великолепие! Красота, которая существует уже миллионы лет, она была, когда человек еще не появился, и никуда не денется, когда человек отсюда уйдет. В этой мысли было что-то странно успокаивающее. Ну да, Юля регулярно возила Машку на море. Но между лакированной курортной открыточностью и диковатыми башкирскими просторами разница была как между пластилиновой хот-договской булочкой и пышным караваем, какие пекли в маленькой булочной-пекарне возле ее нового дома. Юля покупала еще горячий хлеб по дороге с работы: от запаха можно было сойти с ума, и когда, не удержавшись, она потихоньку отщипывала краешек, солнечно-рыжая корочка хрустела так сладко, так упоительно…

Пожалуй, единственной каплей дегтя – да и то не «дегтя», а «непонятно чего» – стала неожиданная активность бывшего однокашника. Если раньше Ловцов только намекал на то, что Юля для него не только коллега и отличный специалист, то теперь повел осаду по всем правилам. Дарил цветы – и если бы только цветы! Приглашал в рестораны, напрашивался в провожатые. Под всевозможными предлогами задерживал на работе, но, оставшись с ней наедине, болтал о чем угодно, только не о делах. Любил сводить разговор к прежним временам, к бесконечным «а помнишь?», словно подталкивал потихоньку к мысли, что судьба вернула им упущенный когда-то шанс.

Юля старательно гнала от себя мысли о том, что у Славки жена, дети и вообще, по слухам, совершенно счастливая семья, а значит, все эти ухаживания – очень настойчивые, надо сказать, – абсолютно бесперспективны. Но ведь и ее семью все считали чуть не идеальной, а на деле? Да и в конце-то концов, с какой стати она должна размышлять о перспективах, тем более – об охране чужого семейного счастья? Воистину, выработанная за долгие годы самостоятельность – ты сильная, ты сама за все отвечаешь – не лучшая привычка для женщины. Так хочется уже почувствовать себя защищенной, укутанной в чью-то заботу.

Провожая ее после очередного ужина в ресторане, Славка вдруг настырно поперся «смотреть берлогу», заявив, что «должен же он убедиться, как устроился его лучший специалист». Ну а что? Предлог не хуже любого другого. Главное ведь – зайти в квартиру и закрыть за собой дверь. Дальше начинают говорить глаза, руки, губы – без слов, потому что когда двое хотят одного и того же, слова без надобности.

Хотят? Оба? Юля прислушивалась к себе, к разгоравшемуся внутри темному жаркому пламени – все-таки у нее уже очень давно ничего «такого» не было. Так давно, что начало казаться, что никакой страсти в природе не существует, разве что во сне. Но тело – тело-то помнит! И требует свое!

В глазах у нее темнело, колени дрожали и подгибались, хотя в ресторане они и выпили всего-то по паре бокалов сухого. В подъезде Юля споткнулась на лестнице и если бы Ловцов ее не поддержал, наверное, покатилась бы по ступенькам. Черт побери, она даже перед свадьбой так не трепетала! Как будто там, за дверью собственной – пусть и казенной – квартиры, притаилось начало волшебной сказки… И начнется новая жизнь, яркая, сверкающая, где носят на руках и с неба сыплются звезды!

Сказки, впрочем, не получилось. И звезды не сыпались. Поначалу Юля винила себя, даже поплакала – что ж я за ледышка бесчувственная! – но недолго. Любовная страсть – танец для двоих, а если, как в старом анекдоте, «не догоню, так хоть согреюсь», какие уж тут звезды.