Мария Воронова: Клиника любви

Зато Колдунов понял все моментально.

— Каталку, быстро! — прикрикнул он на сестер, принимая у них заваливающегося на бок Миллера. — Саня, не спи! Меряй давление, и в операционную.

Как во сне, она взяла с поста тонометр и надела манжету на руку Миллера. Из сбивчивых объяснений медсестер удалось понять, что профессор, пытаясь унять пациента, впавшего в белую горячку, получил от него удар ножом в живот. На шум прибежал Чесноков и быстро обезвредил больного.

— Охрану вызвали? — спросил Колдунов, укладывая Миллера на каталку.

— Да, — отозвался Чесноков, по-прежнему удерживая пациента, — вот же они бегут.

В конце коридора показались два дюжих паренька в черной униформе. Сразу оценив ситуацию, они подбежали прямо к Чеснокову и забрали у него мужичонку.

— Давление восемьдесят на шестьдесят, — сказала Саня.

От страха за жизнь Миллера она еле ворочала языком и с трудом соображала. Ее мозг просто отказывался воспринимать действительность, в которой Миллер был опасно ранен и мог умереть. Ведь еще десять минут он мирно выпивал с ними в своем кабинете и рассказывал анекдоты!..

Глядя, как Колдунов аккуратно снимает с него рубашку и брюки, она чувствовала непреодолимое желание отвернуться и убежать. Она не могла, просто физически не могла видеть страдания человека, едва не ставшего ее мужем…

— Дима, ты как? — спросил Колдунов, осторожно его осматривая. — У тебя рана в проекции селезенки. И давление низкое. Сам понимаешь, ножевое ранение — это тебе не баран чихнул. Поедем-ка в операционную.

— Ты думаешь, не обойдется?

— А сам-то ты как думаешь?

— Ну… Ян, только умоляю, без лишнего шума. Конечно, если я лапти откину, без уголовного дела не обойдется, но если выживу, так лучше бы милицию не впутывать. Мужик же не виноват, что на него психоз накатил. Это меня по идее судить надо, что я не сумел вовремя распознать белую горячку.

— Успокойся. Шума мы поднимать не будем, и ты не умрешь. Ты с профессором имеешь дело, а не с дояркой из колхоза. Да и анестезиолог у нас с тобой самый лучший… Да, Санечка? Сейчас, она только в руки себя возьмет.

Колдунов сильно дернул ее за ухо, но она продолжала стоять возле каталки, бессмысленно глядя на лицо Миллера, в котором не оставалось ни кровинки.

— Да твою мать! — заорал на нее Колдунов. — Приди же в себя! Звони в операционную, говори, что мы едем!.. Работаем, работаем!

Саня очнулась и бросилась к телефону.

Она позвонила в операционную и распорядилась готовиться к экстренной лапаротомии. Потом набрала службу крови: Миллеру могло потребоваться переливание. Теперь нужно было срочно раздобыть Колдунову рабочий костюм.

Нормальной хирургической робы не нашлось, и медсестры, похихикивая, обрядили его в женскую больничную рубашку. «Посмотри, на какие жертвы иду ради тебя!» — сказал он Миллеру, переодеваясь прямо в коридоре.

Колдунов с Чесноковым отстранили медсестер и сами повезли каталку в операционную. В хлопчатобумажной рубашке, испещренной надписями «Минздрав» и едва достающей до колен, Колдунов являл собой весьма дикое зрелище.

— Вам, наверное, нужен ассистент? — спросил Чесноков, когда они вдвоем переложили Миллера с каталки на операционный стол.

Услышав это, пациент заволновался.

— Уйдите, Чесноков! — трагически прошептал он. — Мало того, что вы ничего не смыслите в медицине, так вы еще одержимы жаждой мести за то, что я не подписал вам аттестацию! Умоляю, уйдите!

— Что же, мне одному работать? — обиделся Колдунов. — Да нормальный он мужик, Дима…

Раненый демонстративно закатил глаза.

Саня проверяла наркозный аппарат, готовясь к интубации трахеи.

— Вообще-то, — сказал Миллер, внимательно наблюдая за действиями окружающих, — вы, Чесноков, спасли мне жизнь. Если бы вы не скрутили этого несчастного, он бы меня добил. Так что давайте, несите скорее свой лист. Подпишу, пока жив.

Чесноков захохотал:

— Некогда подниматься за ним. Если что, у меня свидетели есть, что вы, Дмитрий Дмитриевич, меня аттестовали.

— Все, шутки в сторону! — Колдунов последний раз проверил, как Миллер лежит на столе и удобно ли это положение для предстоящей операции, крикнул операционной сестре, чтобы шла мыться, и сам отправился за ней.

Саня приказала анестезистке вводить снотворное, взяла голову Миллера в ладони и держала так, пока он не уснул.

«Я так много могла бы сказать тебе… Сказать, что ты мне близок, что ты родной человек для меня. Бог предназначил мне в мужья другого, но о тебе я всегда буду думать с любовью и благодарностью. Я буду молиться о том, чтобы ты был счастлив. И я не дам тебе умереть сейчас. Мои руки должны передать то, что я могла бы сказать тебе. Все будет хорошо, Дима».