Тилли Коул - Тысяча поцелуев, которые невозможно забыть

Я снова убрала за уши волосы – привычка, выдававшая нервозность, – и притворилась, что не понимаю, о чем речь.

– Слышала что?

– Насчет Руне. Он возвращается в Блоссом-Гроув.

Ее голубые глаза светились радостью. Я отвела взгляд и, приказав себе сохранять спокойствие, покачала головой.

– Нет, не слышала. Сама лишь недавно вернулась.

Краем глаза я заметила идущую к машине Руби, подружку Дикона, и Джори. Увидев нас с Эвери, они прибавили шагу. За это я и любила обеих. О том, где я была последние два года и почему уехала, знала только Джори. Но когда я вернулась, Руби встретила меня так, словно мы и не расставались. Вот что значит настоящие подруги.

– Ну, что у нас тут? – как бы невзначай, но достаточно резко, чтобы дать понять, что в обиду меня не даст, спросила Джори.

– Да вот, интересуюсь у Поппи, знает ли она, что Руне возвращается в Блоссом-Гроув, – с издевкой сказала Эвери.

Руби с любопытством посмотрела на меня.

– В первый раз слышу, – объяснила я. Руби грустно улыбнулась.

Подошедший Дикон обнял свою подружку за плечи и кивнул мне.

– Привет, Попс.

– Привет.

Он повернулся к Эвери:

– Эв, Руне не разговаривал с Поппи два года. Я же тебе говорил. Она ничего о нем не знает. Откуда ей знать, что он приезжает. И с какой стати ему об этом ей сообщать?

Слушая Дикона, я понимала, что у него и мысли нет как-то меня обидеть. Но все равно его слова били в самое сердце. И теперь я знала, что Руне не спрашивал его обо мне. Конечно, все это время они общались. И, конечно, если он ни разу обо мне не упомянул, я не значила для него ничего.

Эвери пожала плечами:

– Просто спросила, вот и все. Они же были неразлучны, пока он не уехал.

Воспользовавшись моментом, я помахала рукой.

– Мне пора. – Я быстро повернулась и направилась домой, решив пройти через парк, который вел к вишневой роще.

Безлюдная и притихшая, с голыми деревьями, которым так не хватало зеленых листочков, роща навевала грусть. Серые ветви выглядели безжизненными, но никакая тоска по тому, что составляло их красу, не могла принести желаемое. Приблизить весну.

Так уж устроен мир.

Мама была в кухне. Айда и Саванна выполняли домашнее задание за столом.

– Привет, малыш, – сказала мама.

Я подошла к ней и обняла, чуть крепче, чем обычно.

Она посмотрела на меня, и в усталых глазах мелькнуло беспокойство.

– Что-то случилось?

– Так, небольшая слабость. Пойду прилягу.

Но мама не отпускала.

– Просто слабость? Ты уверена? – Она потрогала мой лоб, проверила температуру.

– Уверена. – Я отвела ее руку и поцеловала в щеку.

Пройдя в спальню, я посмотрела в окно на дом Кристиансенов. Там ничего не изменилось. Все так же, как и в тот день, когда они уехали. Дом не продали. Миссис Кристиансен сказала маме, что они рассчитывают рано или поздно вернуться, а потому решили оставить его за собой. Им нравился и дом, и район. Каждые несколько недель туда приходила уборщица, так что к их возвращению все было готово.

Сегодня шторы были разведены, а окна открыты – уборщица проветривала комнаты в ожидании жильцов. Они возвращались. И я боялась этого возвращения.

Задернув шторы – папа повесил их, когда мы приехали несколько недель назад, – я легла на кровать и закрыла глаза. Постоянная усталость, слабость – как же мне все это надоело. По натуре я – человек активный, и сон для меня всегда был пустой тратой времени, которое можно было бы использовать с большей пользой – исследуя мир и сохраняя воспоминания.

Но теперь выбирать не приходилось.

Я вызвала из памяти Руне и, держа его лицо перед глазами, погрузилась в сон. Сон, приходивший ко мне едва ли не каждую ночь, – объятия Руне, его поцелуи, его слова о любви.

Не знаю, долго ли я спала, но проснулась от шума подъезжающих грузовиков. Через лужайку доносились громкий стук и знакомые голоса.

Я села, протерла заспанные глаза, и только тогда до меня дошло.

Он здесь.

Сердце подскочило и заколотилось. Билось оно так быстро, что я испугалась – как бы не выскочило из груди.

Он здесь.

Он здесь .

Я поднялась с кровати, подошла к окну и, не раздвигая штор, прислушалась. На фоне шума звучали голоса папы и мамы. Другие голоса тоже были знакомы, и принадлежали они мистеру и миссис Кристиансен.

Улыбнувшись, я протянула руку к шторе и… остановилась. Не хотела, чтобы они меня увидели. Отступив от окна, я выбежала из спальни и торопливо поднялась в папин кабинет. Не считая моей комнаты, эта была единственной, окно которой выходило на соседний дом. И прятаться у этого окна не приходилось благодаря легкой тонировке, защищавшей от яркого солнца.