Самый страшный вывод за прожитый годы и полученный опыт, отразился в одной фразе у бабушки: «Я строила коммунизм и просрала сына. Коммунизма нет и не будет, а сын алкоголик. Иди теперь и вешайся, только не ада боюсь, а силы духа не хватает руки на себя наложить. Трус в принятии своих решений. Только и могла, что слушать призывы к подвигам. А для матери самое страшное, что дети идиотами выросли». Она сплюнула смачно на траву, погрозила кулаком кому-то и пошла полоть грядки. А я ела клубнику и не понимала, что моя бабушка, директор школы, человек с высшим образованием, а может так грубо говорить. Папку я считала бедолагой. Любила по-своему и жалела. Иногда выливала недопитую водку из бутылки, гладила его небритое лицо и не понимала, почему он читает в туалете Булгакова, а сам становится таким же потерянным, как и автор. Маргариту свою потерял? Когда он стал невменяемым, деградированным, опустившимся до дна, моя любовь улетучилась и осталось одно разочарование и брезгливость. Так же поселилась в душе боль и неверие, что мужчина может быть сильным, смелым, одержимым и ответственным. Летать на метле голой, меня никак не вдохновляло. Я отлично запомнила, что Маргарита мужу изменяла. «С жиру бесилась», как говорила моя мать. Но где отец достал в те времена Булгакова и почему читал в туалете его произведения, для меня навсегда останется загадкой. Так же, как и мой отец, Булгаков, великий писатель был в душе романтиком, а в реальности слабак и наркоман. Но все равно порой вспоминала, как отец катал меня на раме велосипеда и читал стихи Гинзбурга:
Как страшно мертвецу среди людей
Живым и страстным притворяться!
Но надо, надо в общество втираться,
Скрывая для карьеры лязг костей…
Наверное, отец родился не в то время и не в той стране, как и его любимые писатели и поэты. Наверное, моя мама не смогла подняться до его понимания жизни и материальное для нее заменило духовное. Наверное, читая Киплинга, мама никак не хотела понять, что можно начать жить заново, не смотря на возраст. Для мамы семья была неприкосновенной ячейкой общества, которая должна сохранять оболочку не смотря на распад внутри ядра. А отец декламировал, предварительно опустошив бутылку водки:
Наполни смыслом каждое мгновенье,
Часов и дней неутолимый бег, —
Тогда весь мир ты примешь во владенье,
Тогда, мой друг, ты будешь Человек!
Потом он падал обессиленный на диван, а мама стаскивала с него носки, брюки, укрывала пледом и била по голове. Он уже ничего не чувствовал, а мне казалось, что она разобьет его голову и я начинала выть. Мама брала меня за руку, укладывала спать, целовала и просила прощение не понятно за что. «Спи, моя принцесса. Твоя жизнь будет другой».
Слова бабушки вдохновляли меня помочь клиентам, продать им веру и надежду в свои силы и завтрашний день. Завела картотеку и анализировала результаты. Основная масса клиентов не хотела поверить в свой талант, все ждали спасителя. Не важно, в каком облике, Ленин, Сталин, Горбачев, Ельцин, местный мэр, начальник, отец, муж, кто угодно, но только не Я. Грустная картинка вырисовывалась. А мне ждать надоедало. Нужно было жить, есть с удовольствием икру кабачковую, сваренную мамой, потому что в магазине не было ни красной, ни черной.
Я выросла в советское время, когда жизнь была расписана по планам КПСС. Ясли, детский сад, школа, институт, распределение на работу, замужество, дети, пенсия, внуки, смерть. Все было решено заранее. Не нужно было задумываться о предначертании судьбы или гороскопа. Звезды просто светили для астрономов и будили фантазию поэтов. Руки должны были трудиться ради бесплатного образования, медицинского обслуживания, квартиры, будущей пенсии. Мозоли должны были доказывать твою судьбу, а не зашифрованные бугры и линии жизненного пути. Честно работай на благо Родине и она тебя отблагодарит. Только вот Родина поменяла свое имя. Было четыре буквы, СССР, а стало две, РФ. Была могучая, непобедимая. Была страна МОЯ, а стали все ненужные, слова и люди. Было ощущение, что те самые нити оборвали. От кого и что требовать? Кому жаловаться и просить помощи? Я рано поняла, что надеяться можно только на себя. Единственное, что веру трудно поддерживать глядя в зеркало. Как Чехов говорил? Доброе слово и кошке приятно? Пока я дарила добрые слова, а моя практичность и осторожность отталкивали мужчин. К тому же в России вечно все торопятся. Быстрее, быстрее. Из чрева матери в могилу? Так, кажется, говорила Раневская? Не имея квартир, материальной поддержки, профессии, работы, но в 20 лет обязательно нужно было выйти замуж. Мужья такие же дети, не умевшие стоять крепко на ногах, но стремящиеся обрести семью в виде жены-матери и детей-короедов. А я пыталась слушать Макаревича, понимая, что он прав. Только правда эта не приносила облегчения, успокоения. Одно только разочарование и злость.
Читать дальше