Елена Петина - Полёвка

Время за уборкой летело быстро, не то, что когда я раздавала листовки, там минута тянулась целую вечность, а здесь нужно было успеть, все помыть за свою укороченную смену. Работа мне нравилась, легко было поддерживать чистоту в таком красивом и опрятном месте, даже туалетная комната была в сотни раз чище, чем в общежитии. Унитазы и биде сверкали белизной, кафель на полу и стенах блестел, так что в нем можно было увидеть собственное отражение, смесители отражали холодный металлический блеск. Иногда я задерживалась чуть подольше, хотела убрать все на совесть, чтобы не было нареканий со стороны Валентины Михайловны. Но был и один минус моей новой работы. Работая, промоутером мне платили деньги каждый день, а здесь зарплату выдавали два раза в месяц: аванс пятнадцатого числа и тридцатого числа зарплата, а было только начало месяца. К тому же, как мы и договорились с тетей Зиной, я должна была заплатить ей пять тысяч рублей за то, что она меня устроила сюда. А это как раз был почти весь аванс. Голодать как раньше, я не хотела. Тут же вспомнила, как поступала, когда училась еще в школе, собирала объедки в столовой. И тут тоже должна быть столовая. На следующий день, я пришла пораньше начала своей смены, и решила немного побродить по клиники, поискать столовую. Столовая оказалась на первом этаже только в другом крыле, туда, куда я никогда не заходила. Сдвинутых столов с грудой посуды я не обнаружила, за то был металлический стеллаж, куда ставили тарелки с недоеденным. Подумала, что нужно спросить разрешение у кого-нибудь из персонала столовой. Я заметила женщину, убиравшую столы:

– Извините… можно я возьму отсюда чуть-чуть … – робко спросила я, указывая на стеллаж с грязными тарелками.

– Бери, – коротко ответила она и пожала плечами.

И я набрала себе целую тарелку всякого и сырников, и котлет, был даже целые ломтики сыра и хлеба. Ела я снова по одному разу в день, в субботу, когда у меня был выходной, я накладывала себе в пакетик еды и брала его домой. В отличие от школьной столовой, готовили здесь на редкость очень вкусно, и можно было найти даже что-то не надкусанное. Прошло две недели и нам наконец-то выдали аванс. Пять тысяч рублей, как и договорились, я отдала тетке. У меня осталась сумма в количестве одной тысячи восьмисот рублей. Поразмыслив, я решила не тратить эти деньги, а погасить хоть малую толику долга за электричество, который к этому моменту возрос до немыслимой для меня суммы, я была должна только лишь за одно электричество порядка двадцати трех тысяч рублей. Были долги и за саму комнату, и за газ, и за воду. Верхняя одежда, которую я носила еще со школы, превратились в жалкое подобие, как бы аккуратно я ее не носила, сапоги, и ботинки были переклеены по сотни раз, ноги у меня были постоянно мокрые. Шапка, шарф и варежки выглядели так, как будто их драли собаки. Деньги были нужны на многое, поэтому я решила не тратить их на еду, а продолжить питаться объедками и дальше. Одно радовало, что через два месяца, если погашу долг, нам вернут свет, и мне больше не придется тратить деньги на свечи. Так я питалась еще неделю, пока не случилось следующее.

Он

Проходя мимо столовой, я услышал громкую ругань, похоже, что это была Валентина Михайловна, заведующая хозяйственным отделением. Так оно и оказалось. Ор был слышен чуть ли не на всем первом этаже. Я немедля решил выяснить, в чем дело, пока она не распугала пациентов, зайдя в столовую, я увидел собственно Валентину Михайловну, которая активно жестикулируя истошно с пеной у рта, кричала на Аню, нашу новую санитарку, стоявшую около стены.

Не доходя до них, чтобы хоть как-то унять взбесившуюся женщину. Я спросил:

– Что случилось, Валентина Михайловна? Почему вы так кричите?

– Ааа… Сергей Борисович, поглядите, как новенькая то позорит нашу клинику! – сказала она, не понижая тона голоса.

Не успев, спросить «Чем же она позорит…», как услышал звон разбившейся тарелки, которую Аня до этого держала в руках. Я перевел взгляд на ребенка, по-другому назвать эту хрупкую девушку у меня не получалось, она начала медленно сползать по стене, но я успел ее подхватить. У нее случился обморок. Взяв ее обмякшее, непослушное тельце, я усадил на стул, а сам сел рядом. На звук, разбившейся посуды прибежали: повар, официантки, и прочие работники кухни. Я попросил принести нашатырный спирт, воду с сахаром и позвать кого-нибудь из медсестер, а Валентину Михайловну удалиться, пообещав с ней поговорить позже. Аню я стал, придерживал одной рукой за талию; чтобы голова не запрокинулась, положил ее себе на плечо. Она все еще не приходила в себя. Принесли воду, нашатырный спирт и вату, намочив тампон в растворе аммиака, поднес его к ее носу, от резкого запаха она дернула головой и положила обратно ее мне на плечо. Я смазал ей висок нашатырным спиртом, и поднес вату еще раз к ноздрям. От этого она попыталась спрятать нос за мою шею. Подвинув ее, я поднес к Аниным губам стакан со сладкой водой, помогая ей держать его; она начала потихоньку пить. На лице появился первый румянец. Пришла медсестра, измерила ей давление, оно оказалось сильно пониженным, я попросил принести и ввести ей инъекцию кордиамина. Тем временем, Аня, видя, что собралось много народу, начала тихонько плакать, не было ни всхлипов, ни рыданий, слезы тихо и смерено капали из ее глаз. Взяв ее голову, я положил ее обратно себе на плечо, ладонью другой руки начал гладить волосы, которые были собраны в хвост.