Мы сидели за столиком, передо мной стояла чашка кофе. Я успокоилась окончательно. Внимательно посмотрела на мужчину, сидевшего напротив. На вид ему было лет 35, приятный, очень коротко стриженный, в хорошем костюме. Глаза умные и внимательные. И очень спокойные.
Я извинилась за свое истеричное поведение, объяснив его переутомлением и проблемами на работе. Мы немного поговорили о том, где работаю я. Он сказал, что отлично понимает, как иногда тяжело бывает в такой организации, потому что сам уже несколько лет возглавляет Питерское отделение иностранной компании. Времени у него ни на что не хватает, каждый час на счету. Сегодня вот освободился пораньше, договорился с друзьями в футбол поиграть, а тут я. Ждать продавцов полосатых палочек, потом ехать оформлять бумаги, все это ни мне, ни ему не надо.
– Давайте сделаем так – я возьму для вас справку о ДТП, у меня бывший одноклассник в ГАИ работает. Вы ее отнесете в страховую компанию, и никаких проблем ни у вас, ни у меня.
Ситуация была безвыходная. Если я откажусь, он все равно уедет. К тому же, я ему верила. Было в нем что-то такое, сразу располагающее к себе собеседника. Я согласилась. Мы обменялись именами и телефонами, он пообещал подвезти мне справку на следующий день. Звали его Марк. До него я знала только одного человека с таким именем. Не просто знала, я его очень любила – этот человек был моим дедом.
Конечно, с Риткой я встречаться уже не поехала – не было сил. Да и у нее голос по телефону звучал тускло и измученно. Мы договорились увидеться к вечеру следующего дня. Меня хватило только на то, чтобы дотащиться до дома, принять душ и заползти в постель. Но уснуть я не могла.
Я лежала и вспоминала деда. С детства он был для меня романтическим героем.
Дед появился на свет в 1900 году. Родился он под Житомиром, в бедной еврейской семье. Но детство у деда было счастливым. В нем было полно украинского простора и еврейского колорита. А когда моему деду Марку было 17, наступил 1917 год. В местечко пришли махновцы и расстреляли у него на глазах всю семью, и родителей, и сестер. Дед видел, как погибла его семья из окна подвала, в котором его спрятали соседи, украинцы. Он поседел в одну ночь. А на утро ушел в армию Буденого, мстить. Когда гражданская война закончилась, мой дед приехал в Петроград. И, после четырех классов хедера (это такая еврейская религиозная школа) и долгих лет войны, он закончил вечернюю школу, сам подготовился и поступил в Политехнический Институт. Он снял комнату в квартире на Васильевском Острове. Квартира была большая, с хорошей мебелью 19 века и плюшевыми шторами. Я представляю, как дед впервые появился в квартире моей бабушки – высокий, худой, похожий на молодого Блока и совершенно седой, но с черными бровями и пронзительными черными глазами. Устоять было невозможно. Молодая хозяйка квартиры и не устояла. Наверное, когда начался их роман, в квартире еще не пахло смесью ванили, корицы, нафталина и старого дерева. Этот запах, я думаю, появился позже. Может быть тогда, когда от всей бабушкиной квартиры осталось только две комнаты, а в остальные подселили чужих людей. Так что с буфетом номер один я играла в том же самом доме, но уже в коммунальной квартире.
Дед, конечно, любил мою бабушку. Они дожили вместе до глубокой старости, отпраздновав золотую свадьбу. Но до самозабвения дед мог любить, наверное, только одного человека в один промежуток времени. Когда родилась мама, она стала для деда всем. А потом, почти через тридцать лет, вся его любовь сконцентрировалась на мне. Так говорила бабушка, так считали мои родители, и так чувствовала я всегда, с тех пор, как себя помню.
Наверное, у каждого в детстве должен быть такой человек. Дед понимал меня «спинным мозгом». Родители мои, естественно, меня воспитывали. И, конечно, иногда и ругали, и наказывали. Дед принимал мою сторону во всех спорах и ссорах, неизменно становясь на защиту.
Помню, когда мне было лет семь или восемь, со мной произошла такая история. Мне ужасно хотелось иметь перочинный нож с перламутровой ручкой. Такой нож продавался в хозяйственном магазине, недалеко от нашего дома. Не знаю, почему родители мне его не купили, возможно, сочли игрушку достаточно опасной. Я же чувствовала, что ножик этот мне необходим. Своих денег, остававшихся от школьных завтраков, мне на покупку не хватало. Тогда я решила, что в карманах пальто моих родителей наверняка можно раздобыть недостающую сумму. Мысль была правильной. Я набрала полный кошелек мелочи, пересчитала – и побежала покупать ножик.
Читать дальше