Татьяна Володина - Я в мужчинах защиты искала…

– Ань, ты такая сильная и смелая! Дружить с тобой классно – даже лучше, чем с некоторыми пацанами.

От этих слов тепло разлилось по ее телу.

И совсем уже не обидно было, когда ее жестко отчитывал дома отец за то, что она ушла надолго без спросу, за то, что ее искали у всех подружек и друзей и не могли найти, за то, что мама пила успокоительные капли и надеялась, что неугомонная дочь найдется… Под конец он прошелся еще и по тому, что хорошие девочки не ввязываются в драки, делают то, что им говорят взрослые, и вообще ведут себя прилично. Как обычно, делал он это громко, зло и не стесняясь в выражениях. Мама пыталась его урезонить – и, как всегда, безуспешно.

У Ани очень болела голова и сбитые в костяшках пальцы, которые мама обрабатывала зеленкой в процессе отцовских нравоучений, и ей хотелось только одного: чтобы ее обняли, погладили по голове и пообещали, что всё будет хорошо. Но этого никто не делал, а потому девочка лишь молча глотала слезы от боли и всё вспоминала теплые слова друга, с которым уже через пару месяцев придется расстаться.

А еще через месяц они получили ордер на заселение в новую квартиру. Школу должен был покинуть не только Андрей.

Российская Федерация, начало 2000—х гг.

– Я тебе еще раз сказал: ты бросишь эту дурацкую работу и найдешь себе нормальную! – Голос отца методично и размеренно вбивал слова-гвозди в её гудящую голову. – Ты меня поняла?! Зря мы тебя столько лет учили, что ли?

Ей хотелось удавиться или удавить его, лишь бы он наконец замолчал и перестал долбить её бедный мозг, словно дятел – ствол червивого дерева. Она допила уже почти остывший чай и подняла глаза от чашки.

– Я ничего бросать не буду, – усталым голосом ответила она. – Я неплохо справляюсь с этой работой. А другой сейчас нет. Оставь меня в покое.

Глаза отца полезли на лоб.

– Ты что себе позволяешь?! Ты с кем разговариваешь вообще? Я тебя сейчас так в покое оставлю!.. – закричал он.

Анна потерла ноющие виски и бросила взгляд на циферблат наручных часов. Крупные яркие цифры расплывались, и это было плохо. Помимо того что от усталости зрение опять упало, это значило, что она снова плачет и сама этого не понимает. Отцу, уже в который раз, удалось выбить её из колеи, а между тем ещё весь рабочий день был впереди. В планах значились несколько встреч с потенциальными клиентами, а потом нужно было вернуться в офис: шеф вызывал весь отдел продаж на собрание, темы которого не озвучивал. Нельзя было позволять отцу так расстраивать её, это правда, но даже в свои двадцать три девушка так и не научилась до конца абстрагироваться от папашиных закидонов. Как она ни старалась, пока ей это не удавалось.

– Ты достал меня! – зло сказала она, поднимаясь. – Чем я занимаюсь – это мое дело. Мое и ничье больше. Ты не можешь мне приказывать, что делать и где работать. Я тебя уже послушалась один раз, когда бросила баскетбол, и жалею до сих пор. Больше ты мне жизнь портить не будешь!

Забыв на столе немытую чашку и блюдце с крошками от бутерброда, девушка развернулась и, прежде чем отец успел подойти к ней, убежала в свою комнату, хлопнув дверью. На письменном столе стояла большая сумка, ожидая, пока Анна сложит туда рекламную полиграфию и документы, которые нужны были ей для работы с клиентами. Вытирая текущие по лицу слезы, она быстро, скорее на ощупь, чем действительно видя, запихнула всё в сумку, кинула туда же кошелек, ключи и мобильник и резко, словно это сумка разозлила ее, а не родной отец, рванула «молнию», застегивая.

Он уже успел догнать девушку и как раз входил в комнату. Анна повернулась к нему лицом и поймала себя на том, что непроизвольно сжимает кулаки.

– Ах ты дрянь! – рявкнул мужчина. – Тварь неблагодарная! Мы с матерью тебя столько лет растили, и что в ответ? Ни помощи, ни поддержки, ни послушания. Бессовестная ты!

Он наступал на девушку: высокий, плечистый, с искаженным от гнева лицом, и Анна подалась назад, еще назад, отступая по мере того, как он двигался к ней, пока не уперлась поясницей в подоконник. Дальше убегать было некуда. И предугадать, что сейчас будет делать отец, было просто невозможно: он и сам ещё этого не знал. Мог и просто долго и с упоением обзывать, рассказывая, какая она плохая и что она еще неправильно делает, а мог и попробовать руку поднять. В последнее время такое уже случалось: он то ли осмелел, то ли действительно, как подозревала Анна, стал сходить с ума.

Ничего не оставалось, кроме как встретить агрессора лицом к лицу.