Вероника Орлова - За зеркалами 2

– Сладкая и пьянящая. Словно горячий шоколад с виски.

Опустился на колени на землю, лёг рядом, лицом к ней. Изумительная красота. Невероятно будоражащая. Она бьёт в голову, заставляя путаться мысли и каменеть член. Заставляя слышать рёв своей же крови, взметнувшейся по венам подобно пылающей живым огнём лаве.

– До дна…я буду пить тебя допьяна, Ева Арнольд.

Губами по её лбу, собирая вкус кожи, лаская пальцами кончики ресниц. Нежная. Одновременно нежная и сильная. И очередным ударом молнии в голову – она в моих руках. Вот сейчас принадлежит мне полностью и будет принадлежать всегда. Пока я не решу иначе…но, чёрт побери, уже сейчас я чувствовал себя слишком слабым, чтобы отказаться от неё когда-нибудь.

Она не проснулась, когда я обнял, прижимая к себе, чтобы уснуть. Пару часов, которые были до очередной встречи. Арнольд, наверняка, не успокоится. И Криса ещё ждёт не одна встреча с ним, если старик не решит действовать кардинальными методами. Поэтому всего пару часов, чтобы потом ехать домой к Крису. Так мало времени рядом с ней, что уже сейчас начинает выворачивать от необходимости совсем скоро выпустить её из своих объятий.

– А может, Джони был прав, малышка? Может, это и есть любовь?

И закрыть глаза, упиваясь теплом её тела. Как раз через два-три часа действие транквилизатора должно закончиться. И почему-то вспомнились слова брата о том, что он собственноручно построит самое высокое здание в городе и назовёт его именем той, которую я назову любимой. Мы любили с ним посмеяться над этим словом. Самым никчёмным в словаре.

***

Шесть лет назад

– Некоторые люди верят, что воображения как такового не существует, и всё, что мы видим во снах, на картинах художников или в кинематографе, читаем в книгах или даже слышим от детей – это воспоминания. В какой-то момент мозг фиксирует объект, иногда даже незаметно от самого человека, чтобы выдать ему этот образ в другой момент. Иногда это происходит непроизвольно, и тогда мы видим во снах людей или ситуации, о которых не вспоминали и не думали, кажется, уже долгое время. Иногда это бывает довольно кстати. Так, например, во время опасности, человек вдруг может вспомнить нечто, что спасет ему или другому жизнь, сам не подозревая, что знал о подобном. Так что я помнил тебя все эти годы, – Крис плюхнулся в обитое чёрным бархатом кресло и закинул ногу на ногу, – все те годы, что подходил к зеркалу в надежде поиграть со своим отражением, я помнил тебя, засранец ты эдакий.

– Бред, – я взял протянутую сигару, закатив глаза, когда он недовольно нахмурился. Он терпеть не мог запах табака, как, впрочем, и алкоголя. При этом сам мог напиваться до чёртиков. Правда, на это у него были свои причины, о которых он расскажет мне потом.

– Если это правда, то откуда тогда ночные кошмары с отвратительными существами с уродливыми лицами и омерзительными телами?

– Возможно, просто твое вообра…, – замялся, когда я торжествующе взмахнул рукой, – эээм, я хотел сказать, твоё сознание слегка изменило воспоминание. Эмоции и чувства при мыслях о нём. Они наложили на лицо и силуэт человека твоё отношение к нему. Вот именно оттуда и получаются кошмары.

В эти моменты он меня восхищал. Когда говорил вот с таким интересом, увлечённо, иногда прикрывая глаза, словно залезая в собственные мысли, чтобы выудить нужную. А я смотрел на него и невольно чувствовал, как замирало сердце от осознания – мой брат. Напротив сидит мой брат. Моя кровь и плоть. Тот, кто принадлежит мне ровно настолько, насколько я принадлежу ему. Это очень трудно объяснить тем людям, у кого всегда было что-то своё или кто-то свой. У меня когда-то была Мэри. Но её отняли самым жестоким образом. Отняли, потому что она не была моей в полном смысле этого слова. Я её «назначил» своей. Решил за неё и полюбил всем сердцем, как только возможно любить ребёнка. И за эту наглость меня лишили её. А Крис…Крис был моей частью. И я смотрел на него и понимал – моей самой лучшей частью. Той самой, великолепной, модернизированной версией меня. Как возможность смотреть на него и видеть себя таким, каким должен был быть я сам. Словно мы были одним человеком, но кто-то захотел посмеяться и разделил нас на двух людей, собрав в одном всё самое лучшее и отдав другому всё, что останется. И, возможно, меня это должно было раздражать. Возможно, это должно было стать причиной для множества обид и самой настоящей ненависти…но я не мог ненавидеть его.

Он очень удивлялся этому первое время. Опускался на корточки передо мной, сидящим на диване, и заглядывал в глаза.