Лана Мейер - Проклятый

Я не знаю, чего он ожидал, но явно не такой реакции. Наверное, он уже рисовал в мыслях картинки о том, что я слишком слаба, чтобы бороться с ним. Рассчитывал на то, что я лежу здесь и поджидаю его с раздвинутыми ногами…

Черт возьми, мне не передать словами, насколько мысль об этом омерзительна!

– Ты весьма странно себя ведешь для пленницы. Смеешь заявлять о своих правах, которых у тебя нет.

Отказываешься от еды и воды. Что ж… Раз ты уже приняла этот дар, я должен сообщить тебе о том, что к нему идет и второй подарок: мыть тебя буду я, красавица.

С этими словами он опустился передо мной и намочил мочалку, набрав в нее побольше воды.

Я хотела сказать что-то в знак протеста и своей защиты, но не успела.

На мою щеку опустился удар, а затем новый удар. Грубая мужская ладонь давала мне пощечину за пощечиной – Золотозубый не мог остановиться, упиваясь картиной того, как моя голова раскачивается из стороны в сторону, а разум не имеет возможности прийти в себя.

– Держи, потаскушка. Я сейчас тебя хорошенько помою. Упрямая красотка, возомнившая о себе невесть что, – из кармана он достал наручники и сцепил мои руки за спиной, в то время как я отходила от его беспощадных ударов.

Давай, Кенна. Кричи. Проси о помощи. Заплачь, в конце концов.

Но я так и не сделала ничего из этого списка.

Вместо этого я набрала в грудь побольше воздуха и выдавила:

– Ты еще пожалеешь об этом, червяк. Если еще хоть пальцем меня тронешь…

– Что ты можешь сделать, пленница? – чертыхнулся он, раздвигая мои ноги.

А потом он начал делать это – водить мочалкой и руками по всему моему телу. Я возвела глаза к потолку и думала только о том, что лучше бы искупалась в реке полной змей, чем находилась здесь.

Слезы стекали где-то внутри – по изнанке моих щек; застревали в обожжённой шоком и невысказанными словами гортани; оседали в пустой, лишенной надежд груди; и оставались там, погибая, исчезая, угасая. Мои последние частички света.

Последние признаки того, что я могла хоть что-то чувствовать. Когда-то давно.

Гас всегда обращался со мной нежно, как с фарфоровой куколкой. Иногда меня напрягала его излишняя бережность и равномерность. Я сама не знала почему – просто он слишком сильно проявлял свои чувства.

Все эти его слова, которые мужчины обычно не произносят.

Потоки обещаний, которые не дают.

Ты обещал мне, Гас. Обещал, черт возьми, защищать меня. Тебе не стоило давать обещаний, которые ты не можешь сдержать. Воспоминания о Гасе помогали мне уйти в себя, забыться. Отстраниться от касаний Золотозубого Солдата, который в который раз ослушался чьего-то приказа, приставая ко мне.

Он тщетно пытался проникнуть в меня пальцами, но я не отпускала свое тело ни на секунду: каждая частичка меня была натянута, словно пружина.

– Только не говори мне, что ты девственница, – проворчал он, переходя к моей груди.

Я молча вздернула подбородок, полностью игнорируя его слова и движения.

Я держалась.

Нужно держаться – пожалеть себя еще успею. Потом, когда останусь одна.

– Ну же… Красавица… Успокойся… Иди ко мне, – его губы приблизились к моим, и тут я уже по-настоящему испугалась. Его зубы, неприятный запах изо рта, неаккуратная щетина, описывающая линию подбородка, вызывали во мне все оттенки отвращения.

– Убирайся. Вон! – закричала я, снова начиная брыкаться. В тот момент, когда его губы зависли в паре сантиметров от моих, меня вновь спасло чудо.

– Ты хоть думаешь своей пустой головой? – Уже знакомый мне голос проверяющего – так я окрестила Джейса, который имел некую власть над всеми солдатами – прервал процедуру мучений, которые приготовил для меня Золотозубый. – Третий раз!

– Сэр, простите, – сразу же заскулил мужчина, когда оказался в руках Джейса. Он пришел не один – позади него стояло еще два человека уже в знакомой мне форме рядовых. Джейс же отличался на их фоне. Он был одет в обычный синий костюм современного кроя – я видела много таких, когда ездила в Париж с Гасом. Мы гуляли по Defense (прим. район) и наслаждались зеркальными небоскребами, достающими до облаков. Для Гаса это было обычное дело, но не для меня. На ферме я мало что видела, кроме хозяйства, полей и красоты природы своей страны.

Внезапная тоска по Франции стала слишком сильной.

– Этого больше не повторится, да? Не знаю, зачем нам вообще держать тебя, низший. Это будет решать Он. А сейчас ты должен немедленно оставить пленницу в покое. Раз и навсегда, – отчеканил он, и в глазах Золотозубого я тут же уловила страх: да, только боялся он вовсе не кары Джейса. Он боялся «его». – Ты меня понял?! – заорал он, оглушив моего обидчика. Впервые за несколько дней моих губ коснулась улыбка.