А если бы Варя оглядывалась в это мгновение по сторонам, то она наверняка бы засмущалась и перестала кружиться в танце. Потому что из противоположного угла зала, у входа, за ней наблюдал молодой человек, теребя в руках пачку сигарет. Наблюдал, не смотря на то, что его звала пара парней – видимо, его друзья.
– Егор, ты идешь? – Кеша хлопнул друга по плечу.
– А? – еле слышно ответил увлеченный Егор.
– Ууу, да тут все серьезно.
– Что серьезно? – миг очарования прошел, это же миг.
– Что девушка понравилась? Идем познакомимся. – И Кеша уверенно направился в противоположную от двери сторону.
– Нет, не сегодня, – теперь Егор хлопнул Кешу по плечу. – Идем курить, брат.
– Ну, как знаешь. А девчонка, действительно хороша. И фигура, что надо… – у Кеши это прозвучало не оценивающе, а как-то мечтательно.
– Эйейей, товарищ режиссер! Вы без пяти минут женаты.
– И то правда. Тогда курить.
И Егор с Кешой под руку удалились на улицу, где моросил неприятный октябрьский дождь.
Совсем другая погода встретила Марка и Варю, когда они заполночь покинули ресторан. От мокрого асфальта исходил приятный почти неуловимый запах, больше характерный для весны или лета. Под ногами кое-где шелестели просохшие после дождя листья. Ночь стояла тихая, спокойная и теплая. А может, друзей просто согревало вино и грузинское гостеприимство.
Что касается Марка, то он вообще был в прекрасном расположении духа, и даже мороз не помешал бы ему в эту ночь орать на всю улицу «Тбилисо». Он почти не знал слов, поэтому вся песня состояла из пары повторяющихся строк и «мурлыканья». Переодически исполнитель прерывался, но не для того, чтобы горожане могли отдохнуть от ночного вокала, а чтобы отпить из бутылки, третий или четвертой по счету, которую Марк унес из ресторана «для согреву и на посашок». Варя выпила меньше друга, и поэтому уже начала трезветь. Вместе с трезвостью к ней возвращалось и дурное настроение. Она шла рядом с Марком, переодически улыбаясь, когда он обращался к ней с рассказом о том, что жизнь прекрасна. Но это была уже не та веселая улыбка, а лишь действие губами без участия глаз.
Так они добрались домой. Марк тут же разделся до трусов и упал на диван в гостиной-кухне со словами «Варюха, спальня твоя. Я спать». Варя укрыла его пледом, и ушла в спальню. Нашла в шкафу свою пижаму, переоделась и вышла на балкон. Спальню она любила как раз за балкон и широкий подоконник, на который можно забраться с ногами. Еще с балкона открывался шикарный вид. Хозяину квартиры балкон служил курилкой, и здесь всегда можно было найти пачку сигарет, зажигалку и пепельницу из черного камня кубической формы. Такой легко прошибить человеку голову. Варя открыла окно и закурила. На улице снова моросил дождь. Еще по пути домой, она знала, что дождется, когда Марк уснет и пойдет покурить на балкон. Она почти всегда делала это втихаря, потому что Марк ей курить не разрешал, апеллируя фразой «Тебе это не надо». В Варино оправдание скажем, что курила она редко. Но сейчас внутри была звенящая тишина и ей хотелось, чтобы не до конца протрезвевший мозг снова одурманился, приправленный сигаретами. Поток её сознания сейчас трудно было назвать связными мыслями. Просто человек блуждал в закоулках собственных потаенных страхов и несчастий, скрытых от окружающих днем.
В это же время в другом районе Города на балконе также накручивал на палец прядь дыма и мыслей, смотря в сырую ночь, еще один человек. Думаю, нетрудно догадаться, кто.
По ночам Ермаков любил учить роли. В темноте. Единственным источником света служила старая дедовская лампа, которую он выпросил у бабушки. Предмет, ассоциирующийся с партийными кабинетами и более всего с декорациями сталинской эпохи, многие годы жил в кабинете Егора Алексеевича на даче в Подмосковье. Он так же, как и внук сейчас, часами работал при отсвете стеклянного зеленого абажура на высокой ровной металлической ножке, разложив на громоздком деревянном столе бумаги: сценарии, заявления, черновики, записи.
Антикварная советская лампа совсем не вписывалась в дизайн квартиры Егора, тем самым привлекая к себе внимание. Она, как постаревшая красавица, уже не могла флиртовать с кавалерами и выбирать выгодную партию, но при этом продолжала восхищать молодых красавцев достоинством и мудростью, носящей отпечаток большой истории. Эта обычная настольная лампа не только была соратницей великого актера и театрального режиссера, она была свидетельницей, как рождались новые кумиры и легендарные спектакли, при ней рушилось и начиналось многое. И Егор взял бы её куда угодно, потому что что-то необъяснимое и родное чувствовал он в этом предмете. В его студии не было того, что принято называть письменным столом или рабочим местом, поэтому лампа кочевала за новым хозяином по квартире. А он мог то сидеть, обложившись листами на полу, то сесть за барную стойку на кухне, то уйти курить на балкон, а потом умоститься на полу там. И везде зеленый абажур, как факел, освещал сосредоточенное лицо молодого мужчины, погруженного в текст.
Читать дальше