Дарья Рай - Любовь на троих. Очень личный дневник

– Прости, я увлёкся, – на его губах мелькнула едва заметная извиняющаяся улыбка, в то время как тёплая ладонь медленно сползла с моего бедра.

– Н… нет… – выговорила я, сама не понимая, что хочу сказать, – Вовсе нет…

Мне вдруг стало не хватать тепла его руки. И воздуха. Воздуха мне тоже стало не хватать…

Чёрт! Как это не похоже на меня! В последнее время я сама не своя…

Алекс посмотрел на меня то ли вопросительно, то ли просто с интересом… Я всё ещё пыталась понять это, когда Хелена Миллер весьма любезно (я бы даже сказала “ну очень любезно”) произнесла:

– А теперь, профессор Грэй, если позволите, я бы хотела попросить Вас встать рядом со мной и помочь мне с рассказом о первых в мире печатных изданиях.

Её улыбка могла бы ослепить целый взвод неискушённых солдат, клянусь вам! И предназначена она была Ему. Ах, если бы и я могла так улыбаться ему… Но нет. Это не моя прерогатива. К тому же… Не я ли только что так хотела Алекса? С каких пор я стала такой похотливой? Сказывается довольно долгое время без романтических отношений?

Я удручённо покачала головой своим мыслям, когда услышала приглушённые шаги и негромкий голос Фабиуса Грэя:

– Не вижу причин отказывать столь замечательному педагогу.

Замечательному педагогу?! Это он о Миллер-то?

Я проследила взглядом за тем, как преподаватель по литературе присоединился к Хелене Миллер и тут (сама не знаю, что на меня нашло) всё моё нутро содрогнулось от нервного… да нет, даже не нервного, а самого настоящего истерического смеха. Я безуспешно пыталась заглушить его приступом кашля, пытаясь сообразить, что же меня так рассмешило.

И тут до меня вдруг совершенно чётко дошло, что осознание собственной безысходности довело меня до такого состояния. А тут ещё Грэй с этой своей фразочкой о замечательном педагоге…

Кажется, я свихнулась…

И снова мои плечи сотряслись от еле сдерживаемого смеха. И снова я попыталась издать звук, напоминающий кашель. Но вместо “гх-гх” у меня получилось “гха-гха”, а потом и “ха-ха-ха”.

Я понимала, что на меня смотрят все: и преподаватели, и студенты. И надо же было такому случиться, что на мой “приступ” смотрели мои самый ненавистный и самый любимый преподаватели. Уверяю вас, что моя ненависть к Миллер была вполне взаимной. О взаимности же моих чувств к Грэю я предпочту промолчать, а ещё лучше… посмеяться.

– Мисс Эванс, Вы утратили остатки Вашего скудного ума? – холодно поинтересовалась Хелена Миллер.

Судя по тону, она просто из себя вышла от того, что я мешаю ей провести совместную пару с Фабиусом.

Я бы с удовольствием ответила ей, если бы не продолжала смеяться, как сумасшедшая, тем самым подтверждая слова Миллер.

– Мисс Эванс, прекратите немедленно!

Рада бы, но…

– Я попрошу Вас покинуть аудиторию!

С удовольствием!

Кое-как успокоившись, я встала со своего места. Чья-то рука ухватила меня за запястье. Я подняла взгляд и встретилась с обеспокоенными глазами Алекса Уилсона.

– Ты в порядке? – одними губами произнёс он.

Я утвердительно кивнула и, виновато улыбнувшись ему, направилась к выходу из этого ада.

– Мисс Эванс, Вы хорошо себя чувствуете? – неожиданно для себя услышала я голос Фабиуса Грэя, – Может, мне проводить Вас?

Я в нерешительности замерла у дверей, тупо уставившись на него.

Ответь… Ответь… Ты слышишь меня?! Это я, твой внутренний голос! Ответь же ему…

– Мисс Эванс, Вы задерживаете нас всех! – снова подала голос Миллер. – Ах, профессор Грэй, не стоит так волноваться об этой студентке. Девушка всегда была со странностями.

Всё моё веселье как рукой сняло. Я с нескрываемой ненавистью смотрела на преподавательницу по истории журналистики. И успела заметить, что хоть у доски и преподавательского стола было достаточно места, Миллер почти соприкасалась плечом со спиной Фабиуса, который устремил на меня, полный безразличия (ну, как всегда), взгляд.

Не слишком хорошо сознавая, что и кому собираюсь сказать, я произнесла:

– Нет, профессор Миллер, странность – это когда квалифицированный преподаватель читает лекции по бумажке с текстами, взятыми из интернета. Странность – это когда скучный и незаинтересованный в собственном предмете преподаватель на одном из занятий неожиданно для всех вокруг, кто знает его хотя бы несколько недель, начинает улыбаться и ворковать. Вот, что действительно странно.

По кабинету разнеслась волна возбуждённых перешёптываний. М-да, похоже я выдала что-то невероятное. Хотя я сейчас об этом мало думаю, если уж совсем честно.