Эллина Наумова - Будь моим отцом

Лера потупилась. Ее будто отчитали в учительской за то, что ябедничала, хотя она всего лишь ставила в известность и звала на помощь. Или отругали в медицинском кабинете за то, что ела немытые фрукты, следовательно, живот заболел правильно, сама виновата. Вертелись в голове слова «жестокость» и «бестактность». Хотелось быстро, не поднимая глаз, уйти. Нет, оправдаться и гордо удалиться. Она ведь по-своему вознаграждала Аллу Константиновну за долгую память об орешках. Сама бабушку не помнила, но мама в детстве тоже две вазочки ставила. У них, оказывается, была замечательная семейная традиция! Так хорошо стало на душе. Вот и противопоставила добрую женщину всем остальным. Неудачно, как выяснилось. Но девочкой она была стойкой и целеустремленной. Разве мало ее не понимали и обижали? Все в своем праве. И ей не возбранялось объясниться, прежде чем зареветь и сбежать.

– Урок полезный, – глухо сказала она. – Но согласитесь, я и предположить не могла такого.

Хозяйка уставилась на нее с явным интересом. Подумала: «Умна не по возрасту. Пришла спросить о матери и отступать не намерена, хоть что с ней делай. Молодчина». Ответила мягко:

– Соглашусь. Знаешь, мы с Аней не виделись после института лет десять. И вдруг ко мне врывается Лена, то есть Елена Алексеевна, и говорит, что столкнулась с Тимофеевой на улице, что была у нее дома. Ну и описала все – болезнь, м-м-м… нужду… Вызвалась поговорить со своими друзьями в онкодиспансере, чтобы положили. А потом собрать денег. Я готова была помочь, ждала ее звонка. Через неделю, нет, меньше, она приехала – зеленая, в слезах – мы опоздали, Аня умерла. У меня тогда сын болел пневмонией, оставить было не с кем. И она одна все сделала. Давай именно эту тему оставим. Даже мне невыносимо. А уж каково тебе – и представить страшно.

Настала очередь Леры удивляться: «Запредел! Она понимала, что делает мне больно. Как можно заговорить о деньгах на похороны в таком тоне и через минуту прямо-таки сострадать? Сознательно, все сознательно!» Алла Константиновна ее «круглых глаз» не заметила. Она уже давно была безжалостно отравлена профессией, от которой не существует противоядия. Показалось, что девочка инфантильна, винит в сиротстве весь мир, злится на любого, кто невольно ранил. А это – причина всех грядущих болезней. Жалость к себе и недоверие к людям ослабляют иммунитет. И доктор автоматически начала лечить ее горькой правдой. Убедилась, что лекарство без надобности, стала обращаться, как со здоровой. Подлила чайку, улыбнулась в ожидании следующей фразы. Растерянной Лере пришлось соответствовать:

– Не собиралась расстраивать вас, не хотела отнимать много времени. Я сжилась с этим, Алла Константиновна. Привыкла думать, что мама отмаялась. Смерть была избавлением от таких мук, что ее впору было звать и торопить, а не проклинать. Теперь наоборот, любое упоминание о прошлом, чья-то сопричастность веселят, как ни дико это звучит. И я очень прошу вас ответить честно… Если вы в курсе… Десять лет с мамой не виделись после института, но вдруг какие-то слухи доходили, сплетни… В общем, вы не знаете, кто мой папа?

– То есть? – опешила собеседница, готовая, как водится, ко всему, кроме этого.

– Поверьте, мне ничего от него не надо. В смысле материальном. Я отвечаю за персонал довольно крупного банка и неплохо зарабатываю. Но мне необходимо выяснить, от кого я родилась.

Алле Константиновне такой умоляюще-заклинающий тон был не в новинку. Им спрашивали: «Доктор, я еще поживу или завещание оформлять?» Надо же, она представления не имела о том, что Тимофеева – мать-одиночка. Тогда еще не принято было сознательно «рожать для себя». В основном под залет выходили замуж. И только если мужчина не женился, если аборт делать было поздно, что называется, оставляли ягодку любви. Лет через десять после рождения своего сына, который был немного старше Леры, она впервые услышала от беременной пациентки: «Да мой хахаль не прочь жениться. Только он безработный. И жить на пособие одинокой матери выгоднее. Пальцем на таких сейчас уже не показывают. И начхать мне с десятой вышки на чужие пальцы. Пусть в носах ими ковыряют. Теперь путана – завидная специальность. А я – женщина порядочная, на заводе работаю – делаю как лучше для своего маленького».

Известие о смерти Ани было очень тяжелым – никто из сокурсников еще даже в катастрофах не погибал. «Начало положено», – вздохнула тогда Ленка. Они с Аллой утешались тем, что девочку заберут родственники, все лучше, чем государственный приют. Догадались, что мама Тимофеевой тоже умерла, раз внучка не осталась с ней. А по поводу отца вообще не заморачивались: бросил жену и дочь, когда сообщили диагноз. Сволочь. Мало их таких? Сплошь и рядом. И вдруг оказалось, что мужа в помине не было. Болезнь и угасание Тимофеевой представлялись еще более мучительными – ее девочка оставалась полной сиротой. Алла Константиновна чуть по-бабьи не заплакала, но матерый врач снова опередила прочие ее ипостаси: