И. Пермяков - Бард. Том 1. Дети Дракона

– Одиночество, – прошептал так тихо я, что ты не могла это услышать.

Тем не менее ты кивнула и произнесла: «Ты действительно настоящий поэт, по крайней мере, мог бы им стать, если бы судьба распорядилась бы немного по-другому. Только поэт может так бесцеремонно препарировать понятие любовь, боготворя само это чувство».

– Может быть, но я не жалею о своей жизни, там была ты. К тому же, судьба никогда не ошибается…

…Я поднял голову от подушки, я лежал в незнакомой спальне на огромной кровати, по-моему, я был раздет, не помню, я смотрел не на себя, рядом лежала ты. Слева от меня, на боку, в каком-то цветном платье, но это лежала ты. Твои глаза пристально смотрели на меня.

– Я не помню, как оказался здесь?

– Не бери в голову, так и было задумано, я хотела смотреть на тебя.

– Ты не спала всю ночь?

– Я же говорю, я хотела смотреть на тебя.

– Я вообще ничего не помню. Где мы?

– Не переживай, это неважно.

Я оглянулся вокруг, но не узнал ни помещения, ни даже чего-то знакомого, за что можно было зацепиться памятью.

– Не нервничай, — неправильно истолковала ты мой взгляд, — я не дотронулась до тебя и решила даже не раздеваться

Я хотел возразить по этому поводу, но тут я проснулся.

Ничего толком не понимая, я встал с кровати, прошел к окну.

Если бы я был поэт, то, наверное, описал бы красочно, как я смотрел до утра в неподвижную темноту, напоминающую бесконечность. Но реальность была более прозаична, за окном горел фонарь, освящая гнущиеся на ветру ветки кустов и катящийся по дороге мусор. Я развернулся и ушел обратно в спальню. До утра я уже не уснул.

Молодой человек медленно запечатал второе письмо все той же печаткой, бросил оба разноцветных письма на стол, убрал письменные принадлежности в сумку и, как человек, решивший какую-то сложную задачу, облегченно вздохнул и, дойдя до кровати, с наслаждением рухнул на нее. Через несколько минут легкий игривый сон сморил его, и он, улыбаясь, отдался его течению.

Когда через час Рон вошел в комнату, его хозяин безмятежно спал, подложив руку под голову. Рон поставив поднос на стол, хотел потихоньку выйти, но его хозяин поднял голову и, сладко потянувшись, с улыбкой произнес:

– Все-таки, Рон, ты ходишь, как какое-нибудь неуклюжее создание. Не говорю животное, поскольку это их бы обидело. Грохот твоих сапог я услышал, когда ты еще был на лестнице.

– Ну уж как умею, – пожал плечами Рон.

– Ладно, чего ты там принес?

– Все самое лучшее, что только можно было тут раздобыть, такое впечатление, что они совсем не умеют готовить.

– Рон, я не говорил тебе, что ты зануда?

– Говорили.

– Что там с лошадьми?

– До утра ничего, ну оно и к лучшему, зато отоспимся, а поутру и дорога веселее. Говорят, тут водятся разбойники, которых не могут переловить уже несколько лет.

– Ну, разбойники – это не беда, давай садиться есть.

Некоторое время в комнате раздавалась только бряканье посуды, потом оба едока почти одновременно отставили тарелки.

– Я осмелился заказать Вам вина, поскольку пиво Вам так не понравилось, – проговорил Рон, убирая со стола и на ходу дожевывая.

– Я это заметил, – усмехнулся молодой человек, наполняя себе бокал. – У меня для тебя есть работа.

– Я слушаю, – замер Рон.

– Сходи на станцию и узнай, когда будет оказия в Миру.

– И спрашивать нечего, приблизительно через час. Когда я ходил насчет лошадей, услышал разговор двух купцов, они едут туда на ярмарку.

– Отлично. Я хотел спросить, ты не хочешь навестить родных?

Рон замер в недоумении и вдруг внезапно охрипшим голосом спросил:

– Вы прогоняете меня, господин Милл И’Усс?

– Не говори глупостей, Рон. Я, по-моему, понятно сказал, у меня есть к тебе поручение, а потом задал вопрос.

– Да, господин Милл И’Усс.

– Ну и?

– Конечно, я хочу навестить своих родных.

– Отлично, мне необходимо, чтобы ты отвез по назначению два письма, навестил своих родных, удостоверился, что у них все нормально, и по возможности быстрее вернулся обратно. Я, знаешь ли, уже привык к твоему присутствию.

– Так Вы не прогоняете меня?

– С чего бы такая мысль взбрела в твою голову?

– Простите, господин, мне, наверное, почудилось.

– Это все, Рон, от твоего слишком уж живого воображения. Значит, запоминай, вот это зеленое письмо ты положишь в дупло того огромного дуба, на который я тебе указывал, когда мы проезжали мимо Вольс, ты помнишь его?