Анна Саирам - Музыка моря, или Сказка о жемчужине Мухаррака

Зайна гордилась тем, что немногословный застенчивый юноша добивается всего сам лишь только потому, чтобы Зайна обратила на него внимание.

Ее забавляла не похожая на других настойчивость парня. Но на те редкие встречи, когда им только лишь удавалось произнести несколько фраз друг другу, девушка придумывала отговорки и убегала с громким смехом, оставляя парня в смущении. Что еще он мог сделать для той, при виде которой сердце колотилось так, словно готово было вырваться наружу? И при виде которой все его мужество улетучивалось, и он становился нем, как рыба. Вот тогда-то и родилась заветная мечта Мухаммеда. Однажды узнав, что задумал Мухаммед, Зайна согласилась выйти за него замуж.

Но прошли годы, а мечта превратилась в цель жизни, которая стала для Мухаммеда долгом, не выполнив который он не смог бы успокоится.

А жизнь на острове без главы семейства шла своим чередом. Зайна уже привыкла, что большую часть времени её муж проводил в море за работой. Все хозяйство и ответственность лежали на её плечах. Было труднее, когда дети были маленькими, но сейчас старшие выросли, а с дочерью почти не было никаких хлопот

– Мама! Ты слышишь? Опять! Опять! – Джумана с шумом забежала в дом, застав Зайну за шитьем.

– Пойдем, пойдем, мамочка! Ты ее услышишь! В этот раз ты ее обязательно услышишь!

Взбудораженная девочка схватила руку матери и попыталась потянуть ее к выходу.

– Что случилось, родная? Куда ты меня тащишь? У меня еще много дел!

– На море, мамочка! На море! Ну скорей же! Может, сегодня ты мне поверишь!

Зайна встревожилась в этот раз не на шутку. Повинуясь просьбе дочери, они вместе выбежали из дома.

«Настала пора поговорить об этом с мужем. Это повторяется уже не в первый раз!» – подумала Зайна. Но, видя неуемную радость дочери, что-то говорило ей, что ничего страшного не происходит.

– Ну? Ты слышишь? – подбежав к откатывающимся волнам, девочка застыла с неописуемым восторгом на лице, раскрыв глаза и устремив взгляд куда-то в даль и одновременно куда-то внутрь себя.

– Да!

– Ну?

– Я слышу ветер и шум волн.

– Нет, нет!

– Крик чаек! – Зайне хотелось порадоваться вместе, видя большие глаза девочки, раскрытые в удивлении и великом восторге, но она, как ни старалась ничего не могла услышать.

– Да нет же, мамочка! Как это красиво! Неужели ты не слышишь?

– Я слышу стук молотка чеканщика на берегу!

– Нет! Это не сравнить со стуком молотка!

– Что это тогда, доченька? – Зайна в растерянности смотрела по сторонам.

Девочка долго не отвечала, словно была в забытьи. Улыбка блаженства застыла на ее умиленном личике.

– Что ты слышишь, Джумана, ответь мне! – мать подошла к девочке, с беспокойством посмотрела на свою дочь и присела рядом на колени.

– Это музыка!

– Музыка? Что за музыку ты слышишь?

– Не знаю, мамочка. Но она необычайно красива!

– Но откуда она, почему ты привела меня сюда?

– Она из моря! Но я не знаю, почему ее слышу только я. Мне нужно спросить у Абдул-Джаббара, я мигом сбегаю к нему. Ты разрешишь мне?

– Послушай, девочка моя! Знаешь, что я тебе скажу? Об этом лучше никому не говорить!

– Ну почему, мама? Абдул-Джаббар знает все! Я не скажу, что это я слышу, мне просто хочется его спросить.

И не успела Зайна произнести слово в ответ, как Джуману, словно ветром снесло.

Мастерская старого чеканщика Абдул-Джаббара находилась недалеко от моря. Никто не помнил, с каких пор старик работает здесь. Но ко стуку его молотка давно уже привыкли все жители прибрежного села и, казалось, что Абдул-Джаббар был здесь всегда. Его считали немного чудаковатым. Разговаривая, он никогда не отвлекался от своей работы, но всегда говорил именно то, что нужно было узнать прохожему. И многим слова старика казались странными.

Никто и никогда не покупал работы чеканщика, на которых были изображены события древней давности. Никто и не спрашивал, что было на них запечатлено, потому что все были когда-то детьми в этом селе, и только детям он рассказывал истории великих давностей. Иногда торговцы заплывали к нему и за бесценок скупали его чеканки. Говорили, что в далеких заморских странах его работы считались настоящими произведениями искусства и имели большую ценность. Но старика это мало волновало. Он жил один, потеряв семью в одной из эпидемий, и поэтому находил утешение в служении своему труду. Все знали, что он был безграмотен, но мудрость его была не из книг, а из глубины его сердца.