Яна Егорова - Я сучка, столичная штучка

– А чё тут придумывать? – резко остановился министр и, хитро прищурившись, окатил меня взглядом, от которого заледенели даже мои каблуки. – Ты же любишь прыгать. Ну, так, спрыгни с этого домика. Как это называется? Бейсджампинг? Парашют я тебе ставлю. Любого цвета, красненького, зелененького или, может, прозрачный?

– С этого? – переспросил тот, с кем я стояла плечом к плечу.

– С этого, – показал указательным пальцем наверх министр. – Но, не обольщайся. Сделаем чуть сложнее, прыжки ты любишь, для тебя это не пари. Прыгаешь сегодня с парашютом. Голым, Григорий.

– Ты, Мишаня, хочешь, чтобы я яйца застудил? – проворчал Овчинников и сделал еще один глоток из своей кружки, в которой плескался прозрачный сорокаградусный кофе. – В этом твоя развлекуха?

– Не, Гришаня. Яйца твои, уж прости, не стоят тех миллионов, на которые мы спорим. Их тебе эскулапы в два счета вылечат. Или новые пришьют! – заржал над своей шуткой министр. – Не, ты прыгаешь голым с этого домика. Днем, да в обеденный перерыв, пусть твои работники наблюдают начальника во всей красе. А чтобы тебе не было скучно, Полиночка прыгнет в связке с тобой. Тоже. Голенькой. Ну, или у красавицы второй вариант – просто пойти со мной. В том или ином случае, я подпишу бумаги. В первом, согласен, будет веселее.

Я посмотрела на бокал в своей руке. Туман в голове не рассеялся, а наоборот, стал более густым, едким, лишающим чувства реальности, которое я уже давно потеряла. Покосилась на Овчинникова. К своему удивлению, обнаружила в наглых карих глазах полнейшее удивление и даже разочарование. Похоже, не услышав еще ответ от меня, он решил, что выберу я постель. В тот момент какой-то очень далекий уголок сознания резанула мысль, что моему безразличному ко всему шефу очень не хочется, чтобы я с кем-то спала. С кем-то, кроме него. В тот момент я эту мысль не заметила. Выделила только разочарование. И неправильное решение пришло мгновенно.

Я шумно выдохнула, задержала дыхание и ухнула залпом половину бокала белого мексиканского лимонада.

– Во сколько прыгаем? – вместо выдоха и кашля, мой голос мужественно не дрогнув, ответил мужикам сразу и на все их вопросы.

Текила, водка, текила, вино, ликер, ликер, водка.

Лифт.

Лифт, еб твою мать!!!

Никогда не думала о том, кем был тот мудак, что спроектировал данную кабину. Это ж в какую больную голову могло прийти по всему периметру размесить зеркала в полный рост?!! Чтобы я возможность в свое удовольствие наглядеться на свою испуганную до смерти физиономию? Или на трясущиеся руки, ноги, каблуки и даже набойки на них?!!

Я слышала, есть какие-то таблетки или сироп, что ли, который можно выпить и не запьянеть после любого количества алкоголя. Мне эта дрянь не нужна. Ни в одном глазу. Ни в одном глазу, слышите? Мы с Овчинниковым стоим бок о бок в зеркальной, мать ее, кабине. Он пьяный, я нет. Напротив министр. Улыбается. Гад.

– Полиночка, красота моя. Ты еще можешь передумать. Я как раз пьян и готов отвезти тебя в теплую постельку.

Моя голова делает трезвый, но не слишком ровный поворот в сторону Овчинникова. Он в этот же момент совершает тот же маневр, но в мою сторону. Босс, сдвинув грозно брови, бросает на меня тяжелый взгляд. Понятно, бл…

– Спасибо, Михаил, – отвечаю, как мне кажется, с достоинством английской королевы, – но я сейчас буду рада освежиться. Погода летная, настроение отличное.

– Я вижу, – усмехается министр.

Его бы самого скинуть со здания с голым задом и с тараканом в зубах. Если еще выживу, непременно придумаю, как отомстить. И Овчинникова подговорю. Мы теперь в одной связке. Совершим многомиллионный прыжок над моим родным городом и на потеху всем коллегам. Единственное, за что я благодарна Григорию, он выполнил мою просьбу – выслал Горошина срочно из офиса, а сотрудникам запретил конкретно ему сообщать мое имя и снимать на телефоны. Всю электронику при входе на крышу будет конфисковывать охрана мясокомбината. Теперь я могу быть счастлива, весь офис в курсе… Об этом мне сообщил Вадик Нечаев, который выловил меня в женском туалете в тот удачный момент, когда на мгновение отлучилась пописать между текилой и вином.

– Эй, эй, детка! – схватил он меня под локоток, не дав толком захлопнуть дверь кабинки за собой. – Ты что это, зазналась? С Вадиком совсем не разговариваешь?

Это было после громогласного сообщения всему офису, поступившего от Овчинникова. Ажиотаж успел захватить все этажи здания и, больше, чем уверена, просочился даже на сам комбинат. Под страхом увольнения и личного преследования от начальства, все должны были умолчать обо мне, не о самом событии, только Антону. Сие обстоятельство пробудило следующую волну: