Елена Рейн - Противоположности притягиваются

– Милана, если завтра вечером ты не дашь мне положительный ответ, то я закрою твои счета, а также дам запрет на все счета за лечение твоей матери. И делайте что хотите. Мне плевать.

Бросив грязные слова мне в лицо, он продолжил свой путь дальше, а я села на ступеньку лестницы, не видя ничего перед собой. Слезы рвались наружу, несмотря на мои вечные обещания и оправдания, что я привыкла и больше никогда не буду плакать. Но нет, почему-то так невыносимо больно, что невозможно дышать.

Завтра с утра поеду к деду и поговорю с ним. Обязательно. А пока… пойду спать. Вечер у меня сегодня просто ужасный. Посмотрев на часы, ужаснулась времени. Три часа ночи.

Поднялась и тихо пошла по мраморной лестнице, а потом по коридору в свою комнату. Через полчаса я лежала в кровати и держала в руках рамочку с фотографией мамы. Она на ней такая веселая, лучезарная, с огромным счастьем в бездонных голубых глазах. Медленно провела пальчиком по ее светлым длинным волосам и самой ласковой, нежной улыбке. Старалась не думать о причинах и следствиях, просто вспоминала, вновь чувствуя себя любимой и нужной, маминой девочкой.

Ройф Сергей Иннокентьевич сидел в черном кресле и, недовольно прищурившись, смотрел на меня. Дедушка был человеком весьма сложного характера, даже скверного и склочного, что, несомненно, отражалось в его манере общения. Особенно он не терпел неуважения к себе, ни в каком виде, что доходило до паранойи. Считался суровым директором-диктатором, являлся бездушным отцом и жестоким мужем для своей второй жены. Раньше он был другим, когда была жива моя бабушка, насколько знаю по рассказам тети Марины, живущей в Германии, и не поддерживающей с ним даже простых отношений «привет-пока». Но не утверждаю, потому что Федора Егоровна покинула наш мир, когда мне было три года, а тетя Марина была очень обижена на отца, по причинам, которые никому не известны, и никогда не отзывалась о нем хорошо.

Мужчина был высокого роста, очень худым и немного горбился, когда ходил. Длинный нос и неприятный прищур глаз напоминали мне персонажа из новогоднего мультфильма «Рождественская история», а именно – старого и ожесточившегося скупердяя Эбенезера Скруджа. Плохо так говорить, но он уж очень был похож на него, как внешне, так и внутренне.

Дедушка молчал, уже как пять минут после моего монолога со всеми подробностями, двигая челюстью в разные стороны, хмуря брови и иногда ерзая в огромном черном кресле, отчего он в нем смотрелся совершенно не к месту, даже нелепо.

– Нус-с-с, значит деньги на лечение? – задумчиво выдал он, выпятив губы, и постукивая пальцами по костяшкам левой руки.

– Да, – тихо подтвердила.

– Мм-м-м, а что этот лоботряс, мой непутевый сын, отказался, видите ли? Даже с этим не справился?

– Отказался платить, если через две недели я не выйду замуж за Вигорского Захара.

– Мм-м-м, говно, а не сын. Нус-с-с, что же… – процедил Сергей Иннокентьевич, что-то усиленно обдумывая, а потом продолжил: – Я помогу.

«Неужели?! Ура! Даже не верится…»

Моему счастью не было предела, но довольная улыбка исчезла, как только дед заговорил дальше:

– Но! Ты подписываешь документы, дающие мне право управлять твоим наследством до того времени, пока не выйдешь замуж или не наступит срок.

– Какое наследство? – удивленно уточнила, пытаясь не казаться недалекой в таком важном вопросе.

– Матери твоей, конечно. Какое еще? Она была богатой женщиной. Хитрый интриган, ее отец, позаботился об этом, – просветил меня дедушка.

– Но…

– Наследство Зинаиды должно было перейти к ней в 21 год, либо ее мужу, как только она находила достойного человека, одобренного отцом. Но большая часть денег из наследства откладывалась в банк под процент. Если наследница рожала девочку, то из общего резерва отложенной суммы ей автоматически создавали новый вклад, на который переходила определенная часть денег. Сумма выходила внушительная и, если девочка одна, никого больше не предполагалось с определенного возраста Зинаиды, оставшаяся часть полностью списывалась на счет дочери, добавляясь к той сумме, что уже была. Старик провернул эту ерунду, чтобы по женской лини девушки могли не беспокоиться о своем будущем и это было неоспоримым условием наследования.

– Это не шутка? – выдохнула, пытаясь все сложить воедино и принять как должное.

– Да что уж шутки. Я разве похож на шутника? – рявкнул недовольно Ройф.

– Простите, дедушка. А сколько там…