Бриттани Ш. Черри - Воздух, которым он дышит (ЛП)

Она закусила нижнюю губу.

— Обещаешь? — спросила она.

— Обещаю.

— Позвони мне, когда твой самолет приземлится, хорошо?

Я кивнул в знак согласия, выходя из дома, чтобы встретиться с отцом, который уже ждал меня в такси.

— Эй, Тристан! — Джейми позвала меня, когда я загружал свои вещи в багажник автомобиля. Чарли стоял позади нее.

— Да?

Они приставили руки ко рту и прокричали:

— МЫ ЛЮБИМ ТЕБЯ!

Я улыбнулся и крикнул им то же самое в ответ.

В самолете папа продолжал говорить о том, какие большие возможности открываются перед нами. Когда мы приземлились в Детройте для пересадки, оба включили наши мобильные телефоны, чтобы проверить электронную почту и написать маме и Джейми, что мы в порядке.

Когда телефоны были включены, каждый из нас получил тонну сообщений от мамы, и я понял, что что-то не так. От этих сообщений мои внутренности перевернулись. Я чуть не выронил телефон из рук в то время, пока читал.

Мама: «Случился несчастный случай. Джейми и Чарли в плохом состоянии».

Мама: «Возвращайся домой».

Мама: «Поспеши!!»

В один миг все, что я знал о жизни, изменилось.

Элизабет

3 июля 2015 года

Каждое утро я читала любовные письма, написанные для другой женщины. Мы с ней имели много общего, начиная с наших шоколадных глаз заканчивая светлым оттенком волос. У нас похожий смех, он тихий, но становился громче, если мы находились в компании тех, кого любим. Она улыбалась правым уголком своего рта, а хмурилась левым, в точности, как я.

Я нашла письма в заброшенных мусорных баках, спрятанные внутри оловянной банки, выполненной в форме сердца. Сотни записок: одни длинные — другие короткие, некоторые счастливые, иные душераздирающе грустные. Даты на письмах уносили на годы в прошлое, некоторые из них были старше, чем я за все время моего существования на земле. Некоторые письма были подписаны инициалами КБ, другие — ХБ.

Мне интересно, как папа почувствовал бы себя, если бы узнал, что мама выбросила их.

Опять же, в последнее время мне сложно поверить, что она была той, кто мог чувствовать себя так, как описано в этих письмах.

Цельной.

Совершенной.

Частью чего-то удивительного.

С недавних пор она кажется полной противоположностью.

Сломленная.

Несовершенная.

Всегда одинокая.

После того, как умер папа, мама стала шлюхой. Нет других способов выразиться иначе, только это слово. Это не произошло сразу же, хотя живущая ниже по улице миссис Джексон говорила каждому, кто был готов слушать, что мама всегда раздвигала ноги, даже когда отец был жив. Я знала, что это было неправдой, хотя бы потому, что не забыла, как она смотрела на отца, когда я была ребенком. Мама смотрела на него, как будто ее глаза видели лишь одного человека. Когда он уходил на работу на рассвете, его завтрак и обед были уже упакованы вместе с закусками на время перерыва. Папа всегда жаловался, что сразу становился голодным, едва успев насытиться, так что мама всегда убеждалась, что еды более чем достаточно.

Папа был поэтом и преподавал в университете в часе езды от нашего дома. Неудивительно, что они оставляли друг другу любовные записки. Слова были написаны отцом, когда он пил свой утренний кофе и когда пил виски по вечерам. Хотя мама и не была так сильна в словах, как ее муж, она знала, как выразить себя в каждом письме, которое посвящала ему.

Когда папа утром выходил за порог, мама улыбалась и напевала себе под нос, собирая меня в школу и занимаясь домашними делами. Она часто говорила об отце: как сильно она по нему скучает, и как будет писать ему любовные письма до тех пор, пока он не вернется ночью домой. Когда же он приходил, мама наливала им обоим по бокалу вина, в то время как он напевал их любимую песню и целовал ее запястье, пока она не дотягивалась до его губ. Они смеялись друг с другом и хихикали, как будто были детьми, которые впервые влюбились.

— Ты моя любовь навечно, Кайл Бейли, — говорила она, прижимаясь своими губами к его.

— Ты моя любовь навечно, Ханна Бейли, — отвечал папа, переплетая их руки.

Они любили так, что герои сказок могли им позавидовать.

Так что в тот опаляющий августовский день, когда папа умер, часть мамы тоже умерла. Я помню, как в каком-то прочитанном мной романе автор сказал: «Ни одна родственная душа не оставляет этот мир одна, она всегда забирает кусочек другой половинки с собой». Я ненавидела то, насколько он был прав. Мама не вставала с постели в течение нескольких месяцев. Мне пришлось заставлять ее есть и пить каждый день, просто надеясь, что она не угаснет от горя и тоски. До того дня, пока она не потеряла мужа, я никогда не видела ее плачущей. Я не показывала слишком много эмоций рядом с ней, потому что знала — мама стала бы еще печальней.