Аремид Шелко - Может, встретимся завтра?

– Артём?! – удивилась Катя и протёрла глаза. – Ничего себе так сюрприз…

– Ага, это я, не плод твоей фантазии и не сон! Настоящий я! – промолвил я свою коротенькую речь, подготовленную заранее. Спикер из меня получился, прямо скажем, никудышный…

– Я и не говорю, что до сих пор сплю! – улыбнулась она и сделала пару шагов назад. – Ну, проходи, блудный брат! Родителей своих приездом обрадуешь вечером, они уже как час уехали на работу.

– Ожидаемо, ведь сегодня будний день – прошёл я в квартиру, не удивлявшую безумным простором, сравнимом с равнинным, или невероятно дорогим интерьером от лучшего дизайнера мира, вполне обычную, если не обращать внимание на то, что она расположена на пятьдесятом этаже, одна стена является большим окном, а стиль мебели и всего остального представляет собой модный половинный футуризм.

– Проходи пока на кухню или в зал… я сейчас подойду! – сказала Катя и ушла к себе в комнату, которая когда-то была моей.

За пятнадцать лет здесь ничего не изменилось, даже расположение диванов, столов и кресел осталось тем же. Правда, вопреки привычному интерьеру, чувствовалось, что это вовсе не родной дом, а какой-то чужой, что здесь нет для меня места. Не знаю, с чего подсознание решило спрыгнуть на такое угнетенное настроение… хотя… у меня была одна маленькая догадка.

Тогда Кате совсем недавно исполнилось восемь, а мне, кажется, было четырнадцать лет. Пятнадцатый год – самый неуравновешенный и безумный возраст, из-за которого происходит бесчисленное число конфликтов, недопониманий и глупостей, рождающихся пылкостью юного сердца. В это время кажется, что весь мир направлен против тебя, что даже самые близкие люди не желают тебе счастья и ты совершенно один во вселенной. Под гнётом мыслей подобного характера невольно начинаешь искать прибежище своей душе в виде особенного человека, способного просто понять и проявить необходимую доброту. В таких людей влюбляешься с первого взгляда…

В тот день между мной и родителями случился очередной глупый скандал, в результате которого я сбежал из дома. В дождь. В холод. Ночью. Банальный поступок, уже давно ставший самым заезженным клише, банального импульсивного подростка. Мне было абсолютно всё равно, что могу заблудиться в городе или могу насмерть замёрзнуть, мне хотелось лишь убежать прочь.

Ноги привели меня на старый заброшенный мост, который находился чуть ли не на окраине города. К тому моменту сильная дрожь полностью охватила меня, и двигаться стало невероятно трудно. И на фоне этого внутри началась борьба между желанием вернуться в тёплый дом и очень блеклой надеждой на то, что вот-вот произойдёт что-то радостное и светлое.

А на горизонте действительно происходило кое-что светлое – виднелся насыщенный рассвет с прекрасным огненным оттенком, ласкающим самые тонкие струнки души. Отчасти надежда оправдывала себя, но лишь отчасти, и поэтому от явления, заставляющего человека бороться до последней капли крови, существовало лишь слово, набор букв. Этот свет находился очень далеко, как какая-нибудь тихая гавань в самый ужасный шторм, как заветный оазис в центре обугленной пустыни.

Руки невольно тянулись к нему, безнадёжно пытаясь коснуться хотя бы кончиками пальцев, пока дождь насквозь пробивал всё тело, постепенно разрушая рамки между миром подсознательным и миром реальным. В лёгком полумраке чудились хищные оскалы жутких демонических созданий и тёмные постепенно расплывающиеся в воздухе силуэты, которые являлись еле живыми частичками, почти забытыми осколками широкого зеркала. Они всего лишь наблюдали за бедным парнем, пытавшемся вспомнить слова той тихой песни, перепетой ни одним любителем и ставшей крошечным прибежищем для белых ворон с изумительным кроваво-красным цветом глаз. У них не было зла на уме, им не хотелось ломать ему кости и разум, всего лишь стояли рядом, чтобы как-то сгладить наигранное одиночество.

– Привет… – послышался робкий девичий голос со стороны. – Ты не замёрз? Стоишь тут… под дождём…

Я повернулся к ней, убрав упавшие на глаза мокрые локоны назад, и, как только увидел её замечательную улыбку – единственное, что не скрывал большой чёрный зонт, тут же отвёл взгляд в пустоту. Почему-то не хотелось видеть незнакомого лица, не хотелось искать в неизвестных глазах столь нужную доброту, а ещё… врать самому себе о том, что в них есть именно то…

– Нет… я не замёрз… – выдавил я из себя, вцепившись в холодные, даже, ледяные перила, проржавевшие насквозь.