Андрей Ларионов - Офицер 1812 года

Невеста зарыдала:

– Я рядом с тобой! Все хорошо! – Начал утешать ее Адвентов.

– Правда?

– Правда! Я с тобой!

И вновь стеклянные сны разбились вдребезги. Пронзительно синее небо пропало, также как прозрачные и зеленые души, что танцевали там у горизонта. Андрей остался один. Он ужаснулся даже, когда понял, что обнимает пустоту. Невесты его не было. Катерина была далеко-далеко, в своей Калуге, а он по-прежнему был в своих грезах и каких-то послесмертных мирах.

Еще спустя несколько дней

Андрей, что до того еще хоть как-то пытался отследить время, потерял счет дням. Он был в снах комы, что были для него и избавлением, и наказанием. Молодой человек надеялся, что выберется из них. Хотел назад к жизни, туда, где разгорались Наполеоновские войны и были сражения за свою землю. Сны же не пускали молодого человека.

Офицер был в плену видений и грез, что рисовали перед ним все новые и новые картины прошлого, настоящего, будущего и несбыточного.

Тут стояла белая береза посреди этих изумрудных полей. Ее же омывали эти стеклянные дожди, и небо трепыхалось цветами радуги.

Пробуждение Адвентова Андрея Васильевича было неожиданным для него самого. Молодой человек сначала тускло посмотрел вверх, увидел над своей головой бездонное чистое синее небо, на востоке которого белесыми прожилками пробегали облачка. Солнца не было. Это было уже после заката. Легкие сумерки сиренью заливали горизонт. Осенний день подходил к концу, и пробуждение Андрея было неожиданным для него самого. Кажется, он так долго пребывал в забвенье комы или бесконечных снов, где изредка в его сновидения вырвалась Катерина.

Бесконечное небо медленно двигалось над головой Адвентова, а офицер все также смотрел вверх. Он находился в повозке, которая скрипела. Где-то перед повозкой слышался мерный цокот копыт. Кучер, кажется, что-то тоже бормотал, но этого Адвентов разобрать не мог.

– Братец, где это мы? – решил нарушить это однообразное путешествие в неизвестных сумерках осени.

– Ты… – мужчина с седой бородой оглянулся на Андрея и удивился. – Как ты проснулся?

– Не знаю, – русский офицер слегка улыбнулся и посмотрел на кучера. – Я спал. Долго спал. Так, где мы?

В лицо повеяло свежестью и даже холодком, как бывает осенью иногда после заката. Там вдали лес синел, сливаясь уже с темнеющим небосводом. Дорога убегала в молчаливую даль.

– Мы под Тарутино, – как-то чуть устало кучер.

Андрей в этот момент, почему чуть улыбнулся. Он опять посмотрел на небо наполненное бликами умирающего заката. Потом подумал о Катерине, что она находится довольно рядом от него в Калуге.

– А звать тебя как?

– Йя, – старик, чуть обернувшись назад, хотел было что-то еще добавить, но промолчал.

– Интересное имя, – произнес в ответ Андрей. – Мое имя ты знаешь, я так полагаю.

– Верно, я знаю. Мне приказали перевезти тебя в Москву, так как там есть хорошие доктора, которые могли бы помочь тебе выйти из комы. Однако ты вышел из снов сам…

Андрею непривычно было даже в этот миг слушать разговор человека. Он постоянно пребывал эти дни в своей реальности, где шли хрустальные дожди, либо видения сменялись другими видениями. Там молодой человек был совершенно один. Однако в его душе жила любовь к Катерине своей невесте, потому он не забывал ее, даже находясь на грани жизни и смерти. Офицер карабкался к жизни вопреки всему. Во тьме где-то гулко звучали выстрелы. Это были не то русские, не то французы. В любом случае это были звуки войны, которая продолжала охватывать все новые и новые русские земли. Наполеон завоеватель чужих земель, был слишком упорен, чтобы возвращаться назад в Европу, а Александр первый продолжал стягивать ополчения и войска в окрестностях Москвы.

– Вези меня в Тарутино, – решил для себя в мыслях Адвентов, а затем озвучил свои мысли Йя.

– А как же Москва?

– Ну, Москва чуть подождет… – произнес расторопно Андрей.

– Да, как вам будет угодно, – кучер отвернулся от офицера, и пришпорил лошадей.

Розовая пелена на небе почти полностью сошла. Единственным оплотом света оставался лишь участок на западе, откуда собственно и двигалась армия Наполеона. Йя что-то бормотал себе под нос вновь, разобрать слов нельзя было. Возможно, старик рассуждал что-то о своем, а может быть он ворчал на жизнь, или на полчища французов, которые наступали изо дня в день, приближаясь к столице России.