Ирина Мельникова - Нелюбимая

Во всей этой суете молиться непросто, но в какой-то степени и это – урок терпения и смирения.

Ника, как обычно, стояла у любимой иконы Богородицы ближе к выходу. И вдруг где-то там, впереди, женщине стало плохо. Упала в обморок, люди вокруг засуетились, кто-то попросил поскорее воды принести. А что толком делать – никто не знает.

– Врачи есть? – послышался шёпот. – Врачи…

Откуда-то сзади неё и показался он – пока неизвестный, безымянный, незамеченный прежде. Решительно двинулся в гущу событий. Женщина пришла в чувство, её усадили на скамейку, потом вывели на воздух. Ника особенно не приглядывалась – старалась сосредоточиться, тем более видела – всё разрешилось. Но где-то в душе уже прорастало зерно: сперва проявилось лёгкой симпатией и уважением, потом стало крепнуть, тем более что отпор ему Ника и не давала…

Помнит, он встал потом чуть впереди неё, и до конца службы она уже не могла сосредоточиться. Ну как же, девчонки любят влюбляться в героев. Тем более когда все плюсы сразу налицо: и симпатичный, и отзывчивый, и в Бога верит… Ещё высокий – вот что забыла.

Через неделю встретились снова – отыскала его глазами, сердце забилось.

«Молиться надо! – осадила себя с досадой. – Ты ведь за этим сюда пришла».

Но врать себе (и тем более, Богу) невозможно: не только за этим.

С тех пор покой был потерян.

С помощью Интернета (девушки, когда надо, могут быть настоящими шпионами) разузнала, как его зовут и где работает. Оказалось, действительно, в больнице. Хирургом. Всё очень серьёзно.

Смотрела на него, вздыхала, старалась держаться поближе и улыбаться почаще. А он… Он её не замечал. Он приходил помолиться. Как будто вопросы семьи и брака его совершенно не беспокоили. А может быть, у него уже кто-то был? На этот вопрос Интернет, увы, не давал ответа.

На страничках в социальных сетях Коля (так его звали) о себе почти не рассказывал.

На улицах города они не встречались, хотя жили, вероятно, где-то по соседству. И минутами счастья для неё было стоять рядом с ним и думать, что однажды всё будет так, как мечталось. Как будто они уже пара.

Но сегодня его рядом не было. Он стоял в другой части храма, ожидал своей очереди на Исповедь. Седой уже батюшка со смиренным лицом терпеливо выслушивал весь поток людской боли и согрешений, качал головой, внимая речам, оправданиям, прошениям, слёзным раскаяниям, и, накрывая голову пришедшего епитрахилью, крестил и благословлял. Всем нам из раза в раз дают шанс, и, кажется, так будет до бесконечности – согрешил, раскаялся, пришёл, исповедовался – и снова туда, в бурлящий поток житейских проблем. Но никто из нас – ни стар, ни млад, – не знает, который раз станет последним. Ибо «о дне же том и часе никто не знает».

Исповедь закончилась, прошло и Причастие. Ника подошла к кресту, в последний раз взглянула на Колю, который подходил к каждой иконе и долго о чём-то просил. Может быть, о хорошей жене-помощнице? И не знает, что счастье рядом.

Перекрестилась и вышла. Вроде бы служба прошла, всё слава Богу, а на душе грустно. Опять расставаться с ним на неделю… Опять так и не познакомились.

На лавочке недалеко у входа в храм сидел отец Макарий – старенький сухонький монах. Кто-то говорил – старец. Ника точно не знала. Всегда здоровалась с ним, иногда вместе со всеми подходила под благословение. Вот и сейчас посмотрела на батюшку, поздоровалась. А он так по лавочке рядом с собой постучал, будто приглашал её присесть.

Ника замешкалась. Не показалось ли? Не будет ли дерзостью?

А батюшка улыбается – так светло, словно солнышко.

Решилась. Подошла ближе.

– Благословите, – прошептала чуть слышно.

– Погодка сегодня какая чудесная, – сказал отец Макарий, глядя на неё снизу вверх.

Было это как-то неудобно и непочтительно. Ника несмело присела рядом.

– Да, – только и сказала в ответ.

– А что ж тогда невесёлая такая? Грызёт, грызёт изнутри… – и опять улыбается.

Что грызёт? Грех какой нераскаянный? Или это он про любовь её неразделённую, незамеченную?

– В терпении вашем стяжите души ваша, – продолжал батюшка. – Поэтому не ослабевай, не унывай. Всегда на первом плане имей пользу душевную свою о других, а потом уже необходимое телесное, удобства, спокойствие, и, пожалуй, временем утешение.

Что это значит, Ника поняла смутно. Загадками говорил батюшка. А то, что терпения и спокойствия у неё нет – это правда. Оттого и радости не видно.

– Батюшка, я так его люблю! А он меня не замечает, – ляпнула Ника, прежде чем подумала, как будто только этот человек в рясе и мог её понять в целом мире. Никому ведь прежде не говорила.