Елена Полетаева - И целого мира мало…

Ошарашенная Леська выдернула руку и ушла прочь: «А я и есть такая как все! И ну вас всех подальше со своими претензиями! Одному не нравится, как я его назвала, другой вообще напридумывал себе «не пойми чего»! Интересно, где Степка?»

– Лесь, посмотри в окно, что это там такое? – забежал в комнату Саша.

Девочка отодвинула занавеску с лебедями из капронового тюля. Прямо под окном стоял Степа. Их взгляды на миг встретились. Леся даже обрадовалась, как вдруг, Степан развернулся и, не оглядываясь, пошел прочь.

–Что это с ним? – Девушка понимала, что – то случилось, и она обязательно должна выйти и окликнуть Степана. Но внутренний голос абсолютно её не слушался. Внутреннему Леськиному «Я» было весело от того, что больше нет историй про каратистов, рассказов про изнурительные тренировки и смешных, непонятных Лесе, китайских слов.

– Тебе его жалко? Давай, пойду, догоню, – предложил Чудик.

– Да пусть себе идет,– в этот момент впервые Леся заметила, что из-под спортивной «олимпийки» у Саши выглядывает тельняшка.

Так вот ты кто, «пацанчик в тельняшке». Девочка понимала, что Степан ушел из – за Саши. Саша все решил за троих, всыпать бы ему за такие дела. Получилось, что Леся Степку незаслуженно обидела, сама того не подозревая. Подстава подстав! Без вины виноватая. Но почему – то вместо вины было облегчение. Лесе было весело, она сама не знала от чего. Правильной во всем девочке так нравились неправильные поступки и какая – то внутренняя независимость Саши. Леся не заметила, как он из болтуна превратился красивого молчаливого юношу. Она уже не могла понять, какой он – этот Чудик? Просто Саша всегда был, и без него было бы как – то не по себе. Вечерами девочка делала уроки, а юноша сидел рядышком за столом и рисовал тракторы. Это было счастье, но они об этом не знали.

Она ему понравилась. Кудрявая смуглая девочка с восточными чертами лица, тоненькие плечи, осиная талия, перетянутая широким кожаным ремнем, медленно переходящим в юбку – карандаш, плотно обтягивающую достаточно широкие бедра и прикрывающую стройные ножки, облаченные в туфельки на каблучке. Или просто потому, что она была «из новеньких»? Он сам не понимал, чем она ему приглянулась. Ничего особенного в ней не было, но она его привлекала.

Сашка был добродушным парнем. Заморачиваться по пустякам было не в его стиле. Поэтому все шло так, как шло, и казалось, – так как ему хотелось.

Жизнь не особо баловала его. Но он никогда не чувствовал себя обделенным. Привык быть самостоятельным. В общаге было весело. Девчонки сами обступали – выбирай на вкус! Среди всех Леська ничем не отличалась от других, если только, пожалуй, была слишком скромной, хоть и забиякой отменной.

Если бы он знал тогда, что пройдет несколько лет, и именно она подойдет к нему настолько близко, что однажды наступит на его беззаботность своей маленькой ножкой, заставит любить и ненавидеть, причинит боль, которую он никогда не сможет простить. Но пока он этого не знал, и это тоже было счастье.

Сашка вечерами забегал в уютную девичью комнатку. Радовало то, что не нужно было ни о чем волноваться. Можно было просто молчать вдвоем, прижиматься губами к её губам и ни о чем не думать. Никуда не хотелось идти. Было тихо и хорошо. Леська не задавала никаких вопросов. Ничего не просила. Эта маленькая комнатка была его территорией и все об этом знали.

Саша сделал шпингалет на двери. Теперь Леся могла закрываться изнутри, чтобы никто не нарушал границ этой территории, когда юноши не было рядом.

Так проходили осенние вечера, в тихой невесомой гармонии. И ничего не хотелось менять.

А потом были ссоры.

Они случались чаще, чем у других. Оказалось, что Леся очень вспыльчивая и амбициозная. Она сама себе не нравилась, когда срывалась, но ничего не могла с этим поделать. Сашка, напротив, абсолютно не умел ругаться. Но юноша не терпел давления, он привык жить сам по себе и поэтому периодически «испарялся». Ссоры носили характер монолога или просто молчанки. Невозможно ссориться с человеком, который не участвует в споре, поэтому чаще всего Леся начинала молчать. Ночами она заливала слезами подушку. Днем делала независимый вид и вела себя так, словно она была королевой Англии. Молчали месяцами. Чудиком Сашка был теперь для остальных девчонок. Леся знала его другим. И ещё она твердо знала, что все чудачества ничего не стоят по сравнению с молчанием. А молчаливым Сашка был только с ней. Она по-своему любила это молчание, и в то же время оно мучило и изводило её. Реальность разделилась на два мира: веселый и добрый для всех и странный, непознанный мирок только для Леськи. Мирок, в котором то появлялся, то исчезал чудик по имени Саша. Саша не заморачивался и не придавал значения глупым ссорам. Он не замечал этих длинных молчанок. Все шло так, как шло, только и всего.