Лариса Дмитриева - Надя не сдается

Надя вызвала на разговор Лизу и с щенячьими глазами стала выпрашивать у неё ответ на волнующий вопрос. Они отошли от стола и сели за барной стойкой.

– Кхм, Лиза, ты знаешь, я себя так плохо чувствую. Мне кажется, что вы от меня отдаляетесь, а я ведь так к вам прикипела, я очень дорожу нашей дружбой, а ещё у нас поездка впереди… Скажи мне, пожалуйста, что не так? Может, я чем-то вас обидела? – еле сдерживая слезы, произнесла ни в чем не повинная Наденька.

Ведь виновата она была лишь в том, что являла собой образ абсолютно чистой и хорошей девочки. А в таких кругах это наказуемо. Людей всегда злит, и вызывает зависть то, чего у них никогда не будет. Ведь добродетель, искренние помыслы и светлую душу не купишь за деньги. Значит, остаётся только пытаться облагородить свои пороки и обвинять других в том, что они только делают вид, что выбрали праведный путь.

Лиза закатила глаза, потом снисходительно посмотрела на Надю, будто бы она старше и мудрее, а перед ней сидит маленький несмышлёный ребенок, который нашкодил:

– Послушай, Надюша, ну о чём ты говоришь? Вот вечно ты со своей детской наивностью несёшь такие глупости. С чего ты вообще взяла, что что-то не так? Мы все нормально общаемся. Просто Арина и Ксюша мне ближе и понятнее. В конце концов, они следят за собой, хорошо выглядят и активно общаются с мальчиками. А ты что? Посмотри на себя. Возомнила себя святой, ждёшь, когда придёт твой принц из сказок. Надо просто брать и делать. Вот посмотри, какое количество поклонников у меня. А ты что? Ты видела свои ногти? Ну ведь совсем же несложно следить за собой, а ты этого вообще не делаешь. Я тебе помогу, так и быть. Дам номер своего мастера. А вот что делать с твоими детскими мыслями, даже не знаю. Остаётся только надеяться на то, что ты повзрослеешь, – закатив глаза, произнесла Лиза, зевая.

Надя сидела и слушала её молча, совершенно обречённо и только кивала тихонько головой, сглатывая слезы.

– Ну, ладно тебе, не плачь, мы всё решим. Ты же со мной, а для Лизы нет никаких сложностей. Как же тебе повезло, Надюша, что ты попала в нашу компанию. Считай, это был жест моей доброй воли. Не благодари, – с этими словами Лиза погладила Надину руку и пошла обратно.

Надя осталась сидеть на том же месте. От пережитых эмоций в разговоре с Лизой она поначалу и не обратила внимания на боль. То ли из-за нервов, то ли ввиду стресса, пережитого после первого экзамена по истории, низ живота резали словно тысячи ножей, настолько сильно, что встать не представлялось возможным. Она очень испугалась. Ну как же сейчас можно всем сказать, что больно, никто же не поверит: особенно Лиза – решит, что Надя просто привлекает к себе внимание.

Спустя ещё десять минут Надя подумала, что умирает, и, пересилив страх и боль, встала, еле дошла до стола и сказала всё девочкам. Она была настолько бледна, что, на удивление, никто не стал задавать лишних вопросов.

Решено было отвезти Надю к Арине домой, вызвать скорую и, конечно же, позвонить брату Андрею. Эта мысль больше всего будоражила воображение Лизы. Тут она была готова сыграть любую роль, лишь бы предстать в наилучшем свете перед своей очередной жертвой.

Справедливости ради стоит заметить, что Андрей в двадцать с небольшим лет действительно был необычайно хорош собой. Казалось, что в нём сочетались все качества истинного молодого мужчины. Высокий, хорошо сложен, густые тёмные волосы, пухлые губы, греческий нос и бездонные, полные мудрости карие глаза. Помимо прочего, он славился любовными похождениями, искромётным чувством юмора, острым умом и щедростью, о которой ходили легенды.

В спальне Арины, в которую уложили Надю, закрыв дверь, царил полумрак. Лёжа там в ожидании брата и бригады скорой помощи, думать Наде особо не хотелось, да и совсем не получалось. Слишком было тяжело, и от этой боли она впадала в полуобморочное и сонное состояние. Лишь громкая музыка, смех и топот, доносившиеся из гостиной, возвращали её в эту суровую действительность: Лиза со свитой веселились.

– Надюша, Надюша, ты как? – кто-то нежно прикоснулся к ней и поцеловал. Это был Андрей. Надя еле открыла свои, словно налитые свинцом, глаза и увидела перед собой высокую и статную фигуру, стоящую над ней. Любимый брат. Как всегда шикарен и одет с иголочки – дорогой костюм и чёрное кашемировое пальто. Было видно, что он переживает. Переминаясь с ноги на ногу, он тяжело дышал и теребил в руке зажигалку. Это его всегда выдавало – и в больничном коридоре немецкой больницы, где лежала мама, и тогда, когда он еле живой вернулся из аэропорта после встречи гроба с мамой, и когда они все стояли у церкви перед прощальной панихидой.