Lily Alex - Ягоды «Желание». Подарочное издание

Полтора месяца Люси ждала вестей от мужа.

Полтора месяца сводящей с ума неизвестности.

Она старалась отвлечься, подрабатывая то здесь, то там, постоянно звонила в мастерскую…

К страшным снам и мыслям, связанными с сыном и Альберто, присоединились кошмары, где действовала «Королева»; и не раз среди ночи Люси вскакивала с криком ужаса, просыпаясь от чувства прикосновения женских рук и губ…

…Она держалась так долго, как смогла, но напряжение становилось непереносимым, и, когда подошёл День Святого Валентина, Люси решилась действовать; ей нечего было терять, и она знала единственный способ «поймать» того, кого звали когда-то Джерри, если он, конечно, ещё жив.

* * * * *

Снова пробравшись в дом Чёрнсына, Люси прошла в комнату отдыха семьдесят восемь. Очень просторная, скорее за́ла, она представляла собою миниатюрный зимний сад. Пышные растения в бочках и вделанных прямо в пол контейнерах с землёй расположенные вдоль стен, создавали иллюзию открытого пространства, а уютные, удобные кресла и искусственные водоёмчики с ручейками и фонтанчиками завершали убранство..

Женщина спряталась среди густой зелени какого-то, неизвестного ей растения, и не спускала глаз с эффектно оформленного вольера с птицами.

Построенный в форме правильного пятиугольника, он был разделён на секции с разного вида птицами; в клетке под номером четыре расхаживали декоративные голуби, разнообразных пород и окрасок; занимаясь своими птичьими делами, но одна горлица сидела возле самой наружной стенки, не спуская глаз с двери в комнату.

Сетка клетки вверх шла до самого потолка, а нижняя половина была выполнена из стекла, чтобы перья, корм и прочий мусор не сыпался наружу.

Когда в комнату вошёл охранник, Люси даже дышать перестала.

Таких же габаритов, как её муж, но лицо его было совершенно чужим. Он бросил быстрый взгляд вокруг, и, пройдя к вольеру, сел на пол так, чтобы смотреть глаза-в-глаза птице. Та попятилась, растопырив крылья.

– Не бойся, милая, это действительно я, Джерри, – произнёс он нежно, но совершенно другим голосом, чем раньше. – Как давно я тебя не видел!

Горлица подалась вперёд, вглядываясь, поворачивала головку из стороны в сторону.

– Там долгая история, – продолжил он, дотрагиваясь до стекла, разделяющего их. – Но я часто думал о тебе… Ты же не выдашь меня?

Птица заметалась. Она начала биться о загородку, и охранник постучал в ответ.

– Нет! – выкрикнул он с горечью. – Пожалуйста! Я и так никогда не прощу себе этого!

Голубка замерла, обессиленно свесив крылья; Люси заметила на её клюве капельку крови.

– А я раскаялся! – продолжал тот, кто был теперь Альберто Гонзалес. – Меня простили! Отпустили… А ты… Не пробовала? Загляни себе в душу!

Голубка замерла. Люси видела – сложившись, как завядший цветок, она повалилась на бок, но охранник не выглядел огорчённым – наоборот, блеснул улыбкой счастья, и поднявшись, повернулся к двери.

Люси выскочила из засады и почти не удивилась, когда он швырнул её на пол в точности так же, как когда-то в спальне Мэри.

Но, в этот раз, вмешательства Хозяйки не потребовалось – Альберто, среагировавший автоматически, уже узнал жену.

– Ты? – изумился он, помогая ей подняться.

– А сколько мне было ещё ждать? – она отозвалась угрюмо.

– Ну… – Он замялся. – У меня тут столько всего приключилось. Так сразу не перечислишь.

Он достал мобильник. – Какой у тебя телефон? Потом позвоню. – Он замер, только сейчас осознав костюм жены. – Что это? Откуда у тебя униформа горничной? Беджик?

– Сшила по памяти! – бросила Люси с вызовом.

– Да ты рехнулась! – воскликнул он, тыча в ярлычок с именем. – Любого другого имени выбрать не могла?

– А чем плохо имя «Джина»? – удивилась она.

– Именно так звали жену синьора Сатани! Там такая история была – теперь ни одной Джины в доме нет – даже б** – всех переименовали! Это имя вообще – табу!

– Да ладно! Кто меня разглядывать будет! А вот ты чего в форме?

– Меня опять на работу взяли! – объяснил он с гордостью. – Да ещё на две должности сразу…

– А Рон? Что там случилось? – перебила его Люси.

Он замер. Хотя черты его были совершенно другими – душу изменить невозможно – его чувства отражались и на лице и во всём облике так же чётко.

– Рона уволили.

– Я знаю.

– Из-за меня.

– Что?

– Язык мой – враг мой, – объяснил Альберто с горечью. – Я чуть не проговорился нашей хозяйке, о том, что она не мать Даниелю…