Владислав Блонье - Летнее приключение

– Купальник считается за одно! – сказала Катька.

Я упёрлась – мне не хотелось быть проигравшимся лузером:

– Иди ты! Если нераздельный – то да, а если трусы и лифчик отдельно – то с какого хрена «за одно»?

– Если бы на тебе были обычные трусы и лифчик – то да, а это купальник! – не унималась Катька.

Завязался спор, но Наталка встала на мою сторону и на правах хозяйки дома убедила остальных. К тому же, если кто-то проигрывался догола, то забавная игра на том прекращалась. А она нам ещё не надоела.

В общем, я сняла верх купальника и осталась в одних плавках. Под хихиканье девчонок я раздала карты – и в этот раз проиграла Катька.

– Ой, да задавитесь! – сказала она, сбрасывая сарафан. Под ним был нераздельный купальник.

– Что, Каточек, скоро мы увидим тебя безо всего! Эх, жаль, пацанов нет! – смеялась я.

– Ох, милочка, не смейся – как бы плакать не пришлось! – ответила Катя.

Мы сыграли ещё несколько раз, и больше не проиграли ни я, ни Катька. Остальные девушки остались кто без футболки, кто без платья, кто без штанов, как хозяйка дома – она сидела в кресле, закинув ногу на ногу, в белой футболке с надписью «All for you» на сиськах.

Но вот настал час расплаты. Все девчонки сбросили свои карты, остались только две Кати. Одна в купальнике, а вторая в одних трусах. У меня на руках было две карты – бубновый король и козырной крестовый туз. У моей противницы было четыре карты, и я была уверена, что сейчас с этой воображалы стянут последнюю тряпочку. Ходить выпало ей. Она положила козырного вальта – я покрыла его тузом. Следующий был червонный валет – и я всё загребла. Девчонки, затаив дыхание, следили за нашим «сражением». Катя положила пикового короля – я побила его козырным тузом.

– Бита! – сказала я, как будто это и так не было видно.

– Ходи давай! – улыбнулась Катька, покусывая карту.

– Получай обратно своего красавчика! – сказала я, положив ей червонного вальта.

– А вот тебе «женщина сверху»! – и поверх вальта легла червонная же дама. – Йес, йес, йес, я выиграла! Катька, трусы долой!

– Ой, да пожалуйста! – Я стянула плавочки и бросила их в кучу одежды. А что такого? Тут были одни девки, и я всех видела голышом – когда переодевались дома или на пляже.

– А теперь, девочки, – Наталка спрыгнула с кресла, – гоу-гоу на пляж! Эй, эй, вы что творите? – крикнула она, увидев, как девицы стали разбирать свои одёжки, снятые во время игры. – А для чего тогда играли? Пошли как есть!

– А я? – пролепетала я.

– А ты что – особенная?

– Как же я голышом по улице пойду?!.

– Расслабься, подруга, не бывает безвыходных ситуаций! – подмигнула Наталка. – Пошли со мной!

Мы оставили девчонок и пошли в какую-то дальнюю комнату. Там Наталка достала с полки гуашевые краски и приказала мне стоять смирно…

Через пятнадцать минут я подошла к зеркалу и не узнала себя. Всё моё тело, начиная от щиколоток, было покрыто густой росписью, похожей на хохломскую. Надо сказать, рисовала Наталка мастерски.

– Пошли, покажешься девчонкам! – сказала хозяйка дома.

Девчонки, видев меня, подняли восторженный вой, и затребовали, чтобы Наталка расписала и их тоже.

– Проиграетесь догола, как Катька – распишу! – пообещала художница.

Под смех и прибаутки мы отправились к пляжу, до которого было ходу минут десять. Но именно в этот раз дорога, обычно пустынная, кишела народом. На ходячую матрёшку, то есть на меня, таращились все, от мала до велика. Наверное, если бы я шла просто голышом, на меня бы меньше пялились. Несколько раз со мной порывались сфотографироваться какие-то парни, но нам удалось от них увернуться. Правда, от всех фотографов нам увернуться не удалось, как потом выяснилось. На пляже я попросила выбрать уголок побезлюднее и нырнула первой. От Наталкиной росписи скоро не осталось и следа. Однако сидеть в воде до вечера было нереально, поэтому я отважилась на отчаянный шаг. Я вышла из воды и, гордо шагая, приблизилась к одинокому интеллигентному старичку, который сидел на полотенце и таращился на меня во все глаза… как и все остальные, кто успел меня заметить.

– Мужчина, одолжите даме полотенце! – тоном, не терпящим возражений, сказала я. Старичок что-то пробормотал и, ёрзая попой, подался в сторону, а я выдернула из-под него полотенце, завернулась в него и пошла дальше.

– А дальше? – спросили мы в один голос.

– А дальше… – Аннуэль вздохнула. – Какой-то гондон всё-таки успел меня сфотографировать во всей красе, пока мы шли к пляжу. Эти снимки попали в одну жёлтую газету. Дошла она и до моих родителей. Как раз под Новый год. Мамочка, когда узнала, как развлекалась на юге её доченька, была в истерике, а папочка отхлестал меня по щекам и назвал шлюхой. Я ушла из дома, захватив только паспорт. Надолго меня не хватило, я вернулась домой через неделю ночёвок то на вокзалах, то у разных ублюдков, которые пытались меня оприходовать. Родители уже отчаялись меня найти, и поэтому не стали устраивать мне вторую истерику, опасаясь, что я опять уйду, и уже не вернусь. Но что-то в наших отношениях сломалось навсегда. А я решила, что назло всем достигну успеха в том искусстве, которое так дорого мне обошлось! Я нашла мастера бодиарта, который согласился учить меня бесплатно… почти. Но он был клёвый парень, и я не отказывалась поваляться с ним. За год я освоила рисования по телу настолько, что могла продавать своё искусство на хипповских фестах. Хотя, конечно, до великих мастеров мне далеко. А на одном опенэйре я встретила Наталку, и мы кинулись обниматься и целоваться, так что окружающие, наверное, приняли нас за парочку влюблённых лесбиянок!