Владимир Коновалов - 17,5

Был момент, когда хотели обновить дом, перекрасив весь фасад в настоящий черный, которым потерянное вороном перо сверкает на солнце, но не посмели. И не потому что много раньше находились люди, обращавшие внимание хозяев на не полностью скрытые плющом куски фасада с какой-то каменной резьбой, на историческую ценность здания с упоминанием заученных наизусть названий каких-то европейских столиц, на древний и забытый, уже увы, архитектурный стиль, а также на то, что, соответственно, памятник архитектуры нуждается в куда большем внимании, бережном обращении и даже охране. Этих совершенно посторонних людей, видимо, отличала не только глупость, но и лицемерие и хамство – таких, конечно, много кругом, но высказывание вслух подобных замечаний окончательно исключало возможность того, что они еще раз переступят порог дома. Был раз когда они переступили, и из места жительства сделали музей. Тогда-то дом и отвернулся от людей. Улица толпой жужжит, толпой зовет, он хладен, нем и недвижим. Стоял он долго нелюдим. Однако надо сказать, что это все из ряда вон, и все прошло; хозяева дома не привыкли огорчаться, двери были открыты, на дух не переносили очень не многих проныр, да и тех давно забыли.

О прошлом тут никто не думал. Теперь собрались думать о будущем – сегодня читали завещание. Жаль, жильцы не могли в текущую минуту наблюдать свой дом с улицы. С нее он выглядел чудесно в рассветных лучах. Прохожие сейчас проходят мимо ограды большого дома, похожего на небольшой замок, и с любопытством вглядываются в окна, за которыми, по их мнению, должны происходить книжные интриги из-за огромного наследства. Они правы, именно это там и происходило и, собственно, уже произошло, и по-книжному, т.е. там уже сидел нотариус. С толстым завещанием хотели покончить до жары, которая начиналась на этой улице с девяти. А наследников не было. Нет, в завещании они были. Хотя нотариус после мучительно долгого общения со своим клиентом до сего дня не сомневался, что в тексте их не будет. Их и не было. Отчасти он предвидел верно. Их не было на этом торжественном собрании, на котором зачитывалось для них завещание и о котором их письменно уведомили за целый месяц. Проспали или забыли. Или забили.

На лестнице Давыдов провожал поставщика мебели. Навстречу поднималась группа черно-белых господ; они же мимо него минуту назад и спускались всей своей гурьбой, а теперь опять поднимались как плотная бестолковая кучка пингвинов, отбившихся и потерявшихся на льду. И все это молча, туда-сюда.

– Сегодня у вас людно, Давыдов, – подумав о конкурентах, сказал поставщик большого объема мебели, между прочим, – Между прочим, наши юристы уже обсуждали скидку…

– Это юристы деда, – кивнул на юристов Давыдов, – Сегодня читают завещание деда жены.

– Соболезную. Все уходят так рано.

Давыдов посмотрел на часы:

– Поздно, чорт, почти полдевятого. Вы найдете выход? Живо, – это он уже себе, и живо рванул наверх, но не более чем по две ступеньки за раз.

– Давыдов, подожди, – снизу его догонял Лёва, любовник жены Давыдова и секретарь деда Милы, жены Давыдова. Он тоже опаздывал: не зная, что принести на чтение завещания деда Милы, Лёва все утро ездил и выбирал машинку для счета купюр.

Они с Давыдовым оба впервые в жизни шли на чтение завещания и в сильном волнении надеялись произвести хорошее впечатление, чтобы их могли использовать в этом новом для них деле. У входа в библиотеку они придирчиво осмотрели друг друга, нет ли изъяна в костюмах. Особенно, спину Давыдова – он любил прислоняться к белым стенам.

Они умудрились опоздать на единственное в своей жизни завещание. Перед тем как войти, они по-очереди посмотрели в замочную скважину – стоит ли вообще теперь опоздавшим входить. Наконец, Лёва, еще раз поправив белый воротничок на Давыдове, тихонько ступил за ним в библиотеку.

Перед кафедрой уже были поставлены три стула в ряд. В стороне горел большой канделябр. Видимо, кто-то думал, что завещание читают при свечах. Никто не знал, как в таких случаях украшают комнату. С кафедры уже читали, и сидящая перед ней в одиночестве посреди пустого зала Мила, высоко закинувшая ногу на ногу, грозно махнула крадущимся вдоль стены Давыдову и Лёве, чтобы они немедленно сели рядом.

Тесно прижавшись друг другу посреди библиотечного зала, они смирно сидели напротив одинаковых людей из нотариальной конторы, как перед экзаменационной комиссией, которая решала их следующую судьбу. Среди этих незнакомцев дед вполне еще тут же присутствовал и держался как на репетиции конца света. И, судя по виду деда, для света ожидался скандальный конец.