Юлия Колесникова - Разрешаю себя ненавидеть (СИ)

Мы перестали посылать друг другу грозные молчаливые обещания. И Ирвинг оживился.

— Ну, тогда не будем разводить базар, пойдем гулять, — радостно потер руки Ирвинг и пропустив нас, пошел следом, как истинный джентльмен. Рашель это понравилось, я уже привыкла к таким его манерам, он вел себя довольно вежливо и по этикету, даже когда мы ругались — если я уходила из комнаты подальше от него, услужливо и чисто механически открывал мне дверь. Это было весело, но только тогда, когда я могла вспомнить об этом после очередной перебранки. И все же кое-что меня встревожило. Как-то раньше я не переживала, как выгляжу возле Рашель, а теперь начала. Да не все ли равно, что обо мне подумает этот идиот?! Я и так знала, что фигура Рашель более соблазнительная, особенно если учесть ее грудь, на фоне ее груди скрывалась любая, не то, что моя. Только почему меня вдруг это начало волновать? Такое меня должно волновать в данный момент меньше всего. Ну, ничего, жди теперь мести — и за босоножки, и за этот вечер, Ирвинг! За мной, как говорится, не заржавеет.

Было все еще светло и надеться на то, что никто нас не узнает, я не могла. Потому стоило нам выйти на улицу, я специально пошла почти на шаг в стороне от них, чтобы не было видно, что я действительно с ними, хотя это и так было ясно.

Улицы хоть и были не слишком-то узкие, но людей хватало. Я немного нервничала от того внимания, с каким нас сопровождают все, даже взрослые. В то время Рашель расспрашивала Ирвинга все об Австралии, искусно избегая говорить о его родителях, так как я и просила, хотя тема была очень деликатной. И что странно я прислушивалась к их разговору, хотя делала вид, что мне не интересно. За неделю, что Ирвинг жил с сестрой у нас, я намного больше знала о Майе, а о нем почти ничего, и то, что знала, было известно с рассказов сестры.

Как так выходило, мне было не понятно, потому что молчаливым или скромным Ирвинга назвать было сложно. Он много говорил о спорте с отцом, так же не забывал хвалить выпечку мамы, особенно те ее рецепты, которыми она делилась с его матерью когда-то. Когда он в первый раз упомянул об этом, всем нам было неловко и немного страшно, мы ожидали, что он смутится или расстроиться. Но нет, Ирвинг остался спокойным, словно именно это и хотел сказать. Майя совершенно чуть-чуть наклонила голову, чтобы мельком утереть слезы.

Для Етни, Майи и Майкла у него всегда находились интересные рассказы, к которым я тоже прислушивалась, но и они, ни чем не могли мне помочь, чтобы больше узнать о нем. Все, что я могла узнать, он показывал здесь и сейчас, словно не было никакого прошлого. Словно он стер его за собой, или же просто никто не имел право на его прошлое кроме него и Майи.

— Так ты занимаешься спортом? Заметила по твоей фигуре, — Рашель в открытую льстила ему, учитывая ее деликатность, или Ирвинг ей очень нравился, или у нее слишком давно не было парня в плане близости. — А каким?

Хотя, что мне переживать за нее, она большая девочка, да и его смутить трудно. Слушать их было интересно с чисто научной точки зрения — любой антрополог явно бы захотел за таким понаблюдать — пред брачный танец человека разумного.

— А какой есть в школе? — перепросил он, задорно улыбаясь. Мне даже не нужно было смотреть, чтобы понять это. Почему он постоянно поступал так? Был одним, но с людьми надевал эту улыбку. Вот что меня так раздражало в его внешности, поняла я, эта фальшивая улыбка, словно выученная, и отрепетированная перед зеркалом.

Каким же он был странным. Я часто видела, как он играет перед другими подобную радость, например для родителей или для своей сестры или моей. Но когда Ирвинг не замечал, а я следила за ним, и на его лице была такая маска пустоты и горя, что мне очень хотелось забыть о нашей войне и поговорить с ним о его утрате. Неожиданно проснувшаяся гордость не позволяла этого. Теперь он тоже играл, я спокойно разгадывала за улыбкой почти неприязнь к Рашель. Она была очень умная и более проницательная, чем я, так почему же она не видит этого? Или же не хочет? Я уже и себя-то не понимала не то, что других.

— У нас играют в лакросс девочки, еще мы занимаемся скалолазанием, младшие парни играют в сокер — футбол, старшие — регби. Главное занятие круглый год — походы, и в теплое время — море и плавание. — кокетливо начала рассказывать она, я же закатила глаза точно зная, что Ирвинг разгадывает ее ужимки на ходу, и это не очень ему нравиться. То и дело он иногда смотрит на меня, словно сам не понимает, зачем напросился на эту прогулку. Но потом он наоборот берет ее за руку, и мне уже кажется, что Рашель почти растаяла. Внезапно я поняла, что он и меня взял за локоть, притягивая к их паре, чтобы образовать троицу. Ненадолго мой сарафан задрался выше колена, и я ощутила своей кожей жесткую поросль на его ноге, почти незаметную, так сильно она выгорела под палящим солнцем Австралии. Глянув вниз, я поняла, в чем дело, но наши глаза на долю секунды схлестнулись, я и не совсем поняла, что почувствовала при этом, хотя мурашки побежали по коже. Определенно это должна быть неприязнь, но с оттенком чего-то незнакомого, острого.