Юлия Колесникова - Разрешаю себя ненавидеть (СИ)

Я думала, что он зайдет, но Ирвинг тоже остался на месте. К моему удивлению он обернулся на 180 градусов и посмотрел на мою дверь, выкрашенную в серый цвет, с лимонной надписью моего имени. Творчество Етни, которое мне понравилось, и я решила его оставить.

— Серая дверь, — констатировал с улыбкой, которую никто веселой бы не назвал, Ирвинг. — Наверняка твоя.

Я тут же поняла его намек о моей серости. Вот урод! А потом посмотрел в другой конец, глаза его тут же цепко охватили то, что разрисованную и обвешенную сделанными из бумаги цветами, дверь Ентни, было видно даже сюда. На двери Майкла висели флаги нескольких футбольных клубов, которые тоже прекрасно просматривались издалека. Моя же дверь ни о чем не говорила.

— Спорим, что твоя комната из каталога, и вылизана так, что кажется стерильной больничной палатой? — сказал он, и мне захотелось двинуть его по лицу. Спрятав руки в карманы, я пошла к своей комнате, радуясь, что наши двери не напротив. Хватит и того, что мы учиться тоже будем вместе. Но встречаться каждое утро здесь, когда никого не будет рядом — боюсь, это приведет к погибели кого-нибудь из нас.

— Видимо экскурсия закончилась, — отозвался он, смотря мне вслед, и видимо, пытаясь тем самым смутить меня. Не спорю, темно-зеленые глаза были странными и красивыми, но в данный момент, я бы с большим удовольствием их выцарапала.

— Пошел ты, — буркнула я, и, хлопнув дверьми, на миг прикрыла глаза. А когда открыла, моя прилизанная каталожная комната смотрела на меня. Пустота, вот что в ней было. Эта комната вообще ничего не могла сказать обо мне. Чертов гад, оказался прав. Почему я раньше этого не видела?

Обойдя по краю комнаты, я уселась на диванчик возле окна, и продолжала осматривать свои владения. Серый, бордовый, лимонный — вот и все, что тут было. Несколько фото висящих в рамках на стене, которые купила мама. Книги обернуты в одну и ту же бумагу, чтобы гармонировать с помещением, и пару CD-дисков. Одежда не валяется, все сложено в шкаф, и повсюду чисто. Но разве это плохо? И вообще, зачем я его слушаю, я целое утро потратила на этот порядок!

Вечер для меня стал таким же малорадостным. Родители за ужином пытались осторожно говорить с Етвудами, чтобы не задевать тем, которые бы касались родителей. Скорее это делалось ради Майи. Она почти ничего не ела, и как я поняла, это было вызвано усталостью. Етни кого хочешь, могла заговорить до смерти, но это был перелет из Ирландии и дорога из Лондона сюда. А потом целый день распаковывания вещей. Я валилась с ног, а что говорить о ней, ведь девочка еще была слаба после аварии, и я удивлялась, как она еще держится на ногах.

— Думаю, Майя пойдет спать раньше всех остальных, так как Етни может занять ванную на час, — вставила я, в веселый разговор, и все тут же, как по команде уставились на бледную и измученную Майю. Только одна пара глаз, зеленых и бесноватых, смотрела на меня, и к своему ужасу я поняла, что краснею. Волна злости тут же заставила меня вскочить на ноги, и помочь встать Майе. Хорошо, что я это сделала, от усталости она начала хромать, и почти не ступала на ногу, что еще недавно была в гипсе. Мы похромали вдвоем в тишине, так как нам двоим было тяжело. Мой вес едва ли превышал ее, потому я не могла полностью взять на себя вес Майи. Нам помогло то, что в скалолазании я научилась распределять вес на все тело.

Когда мы дошли до ее комнаты на глаза девочки навернулись слезы. И так не слишком румяное лицо стало еще бледнее. Усталость просто сбивала ее с ног. Надеюсь, Ирвинг понимает, что он не смог бы позаботиться о ней, таким образом, как мои родители?

— Пошли в ванную, тебе нужно полежать в теплой воде, и выпить обезболивающее, — я настойчиво затолкала ее в комнату. — Тебе помочь?

Застеснявшись, Майя все же кивнула. Пока она снимала одежду сидя на стульчике, я принялась за воду и морскую соль, которая должна будет снять немного боль, и напряжение в ноге. Когда-то на лыжах, я тоже сломала ногу, потому представляла, что она ощущает, и тем более знала что делать.

Когда Майя устроилась в ванной, я сбегала вниз, и захватив обезболивающее, сделала ей чай с медом, чтобы лучше спалось на новом месте.

Когда я вернулась в ее комнату, под дверью сидел Ирвинг. Челюсти сжаты, под глазами темные круги, которых раньше я не замечала, и что-то такое тяжелое во всем его виде, что не позволило бы мне пройти мимо.

— Ты была у нее? — грубо спросил он меня, стоило ему понять, что я стою рядом. Мягкий ковер приглушил мои шаги, потому мне удалось застать его врасплох. Но мысль что я вижу его усталость, была Ирвингу явно не приятна, отсюда была повышенная грубость. Странно, меня это тронуло.