Татьяна Морозова - (Другая) жизнь Веры

– Верусь, иди блинчиков поешь, – зовет меня бабуля из окна.

Ее морщинки весело улыбаются, а добрые глаза полны тепла и ласки.

Бабушка живет в пригороде Залепино, в небольшом домике с зеленой крышей. У нее чудесный вишневый сад, а еще замечательный сосед Антон Кузнецов. Помню, как он все время висел на заборе, подсматривая, как я делаю аэробику. Смешно.

Антон обитает в соседнем доме со своей мамой, отчимом и младшим братом; папу он своего не знает, как, впрочем, и деда. Правда, потом тут кое-что интересное выяснится. Но об этом чуть позже.

Как черт из табакерки, услышав ее призыв, над верхней кромкой забора выскакивает густая копна волос цвета спелой пшеницы и пара веселых голубых глаз. Это Антон Кузнецов. Прошу любить и жаловать.

Он на два года старше меня, закончил в Питере юридический. Поступить туда ему помогли знакомства мамы. Работает Антон кем-то там, не знаю – кем. Сейчас у него отпуск: не раньше, чем вчера он приехал навестить маму.

Игривая улыбка озаряет его загорелое лицо, и он лукаво осведомляется:

– Вроде, там на блинчики звали?

«Ну не тебя ж звали, а меня», – хочу сказать, но разве можно устоять против веселых смешинок в его глазах.

– Антош, иди, иди тоже, – засуетилась вмиг бабушка в окошке.

Довольные голубые глаза исчезают, а высокого роста и безукоризненного сложения фигура через пару секунд появляется в калитке.

Он подходит ко мне, берет мою руку, театрально целует запястье. Вдыхая воздух, прикрывает глаза. На миг замирает…

– Черную смородину ела?

– Ела, – хочу одернуть руку, но он не дает. – Что? Нельзя? – дерзко смотрю в его глазюки.

Крепко держа меня за запястье, он разглядывает меня так, как будто видит в первый раз.

– Ты чего, Тоша? – спрашиваю.

– Давно не видел тебя. Соскучился.

Его лицо освещается улыбкой, как небо утренним рассветом. Обаятельная улыбка у бабушкиного соседа. Ничего не скажешь.

Я недоуменно дергаю плечом, освобождая все же руку из его захвата.

– А ты что? Не соскучилась? – заглядывает мне в глаза.

Я разворачиваюсь и плавно иду к дому.

– Некогда было как-то скучать, – небрежно кидаю через плечо.

Он шаг в шаг следует за мной. И мне почему-то кажется, что он всю оглядывает меня, и от этого я чувствую себя как-то неуверенно.

– Антошенька, ну как у тебя дела? На работе как? – интересуется бабушка.

Она по-соседски любит Антона, всю жизнь дружила с его бабушкой, которая полгода назад умерла и оставила очень странное письмо своим родным.

– На работе все нормально, тетя Ира, – гудит Антошенька метр восемьдесят пять ростом.

Он с детства называет мою бабушку по имени.

– Вер, пошли сходим на речку, – предлагает он.

Не видя моего отклика на свое предложение, он добавляет:

– Можно просто так куда-нибудь сползать.

«Ну куда тут сползать в деревне?»

– А вечером у мамы день рождения. Она позвала вас? – окидывает он нас с бабушкой веселыми глазами.

– Да, придем, конечно, – опять суетится бабушка.

Мы-то придем.

Но мы сейчас еще не знаем, что день рождения тети Ларисы, мамы Антона, будет омрачен событиями, которые еще и не видывала спокойная небольшая деревенька, крыши домов которых сейчас так ярко расцвечивает солнце. И сделать мы с этим, увы, ничего не сможем.

Другая жизнь Веры

Жизнь понемногу набирала обороты. Вера придала своим великолепным золотисто-каштановым волосам безупречную форму у дорогого стилиста, приобрела себе, пусть и на распродаже, приличные туфли и облеклась в безукоризненно сидящий на ней жемчужный костюм.

Да, и еще: она теперь использовала парфюм от Dior. Несбыточная, казалось, мечта ее юности осуществилась. Как мало надо скромной провинциальной девушке без особых запросов для счастья.

Она не превратилась, конечно, в знойную красавицу, в обольстительную женщину-вамп с обложки глянцевого журнала, но хотя бы стала немного соответствовать стандартам того офиса, в котором работала.

А стандарты были такие. Каждый день – новый костюм. Всю неделю ходить в одном и том же было негласно запрещено. Вернее, не запрещено, а неуютно.

Но у Веры не было даже одного костюма, и ей приходилось ходить в том, что у нее было. Средства не позволяли ей сразу обновить свой скудный провинциальный гардероб.

Москвички, наряженные фифы, благоухающие дорогим парфюмом, смотрели на нее с пренебрежительным достоинством. Опять повторялась студенческая история, Она снова попала не в свой круг людей. Но Вера стойко держала удар.