– Какая чушь! – выплюнул Марко. – Не говори так, словно ты знаешь меня лучше, чем я себя.
– Хочешь, я скажу, отчего я не рассказал тебе обо мне и Одри? Честно, хочешь? Помимо того простого факта, что наше с ней знакомство ничего для меня не значило и почти не сохранилось в моей памяти. Потому что, как ты знаешь, я не держу телефонов своих бывших подружек в баночках на полке, чтобы в случае чего позвонить и вспомнить былое, повысить себе самооценку за их счет. Но Одри… с ней с самого начала все было не совсем просто. Я видел, что творилось с тобой. Много раз, когда я решительно собирался обрушить на тебя всю правду о твоей благовоспитанной, лучезарно улыбающейся восточной принцессе, которую ты заваливал подарками, я останавливался, видя твои глаза. Как ты смотрел на нее! В твоей жизни, Марко, все и всегда шло по плану, который ты составлял. Ты всегда играл в господа бога, в том числе и со мной тоже. У тебя на все была своя воля, но рядом с Одри ты эту волю терял. Ты ее любил против своего желания и уж точно вопреки всем своим планам. Даже сейчас ты хочешь ее спасти, хоть она и предала тебя, и, я уверен, спокойно убила бы, если б знала, что это поможет вернуть меня.
– Ахиллесова пята, – прошептала я.
– Что? – повернулся ко мне Марко.
– Простите, Марко. – Я запоздало заметила, что сказала это по-русски. – Ничего, это не важно. Я… так устала. Я смертельно устала и хочу спать. Больше всего на свете. И если вы немедленно не прекратите ругаться, я лягу тут на лавочку и буду спать в этом парке. Меня этот вариант устроит, а вас? Все это ваши бла-бла-бла: кто кому не сказал, кто кого обижал в детстве, не имеют сейчас никакого значения. Нам нужно найти Сережу. Где он? – вот единственный вопрос, которым стоит задаться. Остальное просто ерунда.
Марко посмотрел на меня, как подстреленный зверь, а затем развернулся и просто ушел, медленно передвигая отяжелевшими ногами, с трудом перетаскивая свое тело из сегодняшнего вечера в завтрашнее утро. Мы с Андре остались одни.
* * *
Старый дом с окнами на западную стену частного музея излучал уют, обманчиво заманивая теплым светом вечерних окон. Я знала, что Николь уехала к своей тетке в Версаль, но все равно темнота в ее окнах была для меня огорчением. Андре по привычке достал ключ и выразительно посмотрел на меня, пройдя в незапертую дверь своей квартиры, где на полу валялись какие-то ботинки и сброшенные с вешалок вещи.
– Уж прости, я не успевала убраться, полиция не соглашалась подождать.
– Птица, заметь, я даже не спрашиваю тебя, как именно ты попала в мою квартиру, потому что, как я подозреваю, ответ мне так сильно не понравится, что я захочу сотворить с тобой что-то тоже вполне уголовно наказуемое. Ключей-то у тебя не было.
– Я же птица, как ты сам заметил, значит, я просто влетела в окно, – ответила я с ложной веселостью в голосе. За механической улыбкой я прятала целую палитру чувств. Страх, растерянность, непонимание, ощущение неминуемой беды – только верхушка айсберга. Но на самой вершине этой ледяной горки царило облегчение. Это было странно, но, вернувшись в эти стены, где еще несколько часов назад меня пытались убить, я вновь обрела себя – ту, что была утеряна уже довольно давно где-то в парижских переулках, между вывесок и ароматов, идущих от кухонь и кафе. Все перестало быть эфемерным, и то, что еще вчера пугало, было дымом и пустотой, теперь обрело имена и телесные формы.
Я смотрела на свое отражение в зеркале и не узнавала себя, как если бы Андре сделал мне пластическую операцию. Передо мной стояла стройная женщина в дурацкой одежде: я так и не успела переодеться – футболка с надписью «I love France» в сочетании с моей измученной физиономией выглядела как насмешка. Однако я не без удовольствия отметила, что я довольно-таки красива: молодая женщина с растрепанными волосами и ярко-красным ртом, пусть и с едва заметным следом недавней простуды в уголке губ и немного облупившимся маникюром, но в общем вполне еще ничего.
– У тебя есть дома ножницы, Андре? Или пилочка? – спросила я, но ответа не получила. Андре стоял в гостиной, недалеко от металлической лестницы и смотрел, не отрываясь, на белые обломки валяющейся на полу штукатурки.
– Здесь она выстрелила? – уточнил он непослушным голосом.
– Да, тут, – кивнула я. – Но это будет легко исправить.
– Думаешь? – спросил Андре, явно имея в виду другое. Он задумался не о ремонте. «Ты, наверное, теперь меня бросишь, да?» – вот, что он спросил про себя, но вслух сказать не решился.
Читать дальше