В итоге комбат стал комполка, ротный комбатом, старшина начальником склада ГСМ, а Пашу и остальных ребят разбросали по разным частям. Слишком уж опасное у них, с точки зрения военно-инженерного начальства, получалось товарищеское сочетание. Так Паша и оказался на севере, в Заполярье, где ему пришлось служить в сапёрах весь оставшийся срок. А куда отправились ребята, Паша не знал, ведь больше они никогда не встречались. Часть оказалась морская, и метаморфоза заключалась ещё и в том, что первую треть своей службы он проходил «в сапогах», а оставшиеся две трети матросом, но ведь форму носил морскую же. А поскольку часть была береговая, то это никак не отразилось на сроке его службы.
Если бы у Пашки была тогда девушка, он непременно написал бы ей письмо, в котором обязательно процитировал слова из армейской песни:
«Я понимаю, ты не виновата,
Что перестала мне писать,
Зачем, зачем тебе любовь солдата,
Когда его два года надо ждать?»
Или, к примеру, ещё более наивные, но не менее трогательные слова:
Если придётся когда-нибудь
Мне в океане тонуть,
Я на твою фотографию
Не позабуду взглянуть…»
Но девушки не было. Поэтому его письма к отцу и бабушке, и ещё, конечно, любимой тётушке, мало того, что были наполнены изрядным матросским оптимизмом, так ещё и предельно краткими: служба идёт хорошо, замечаний нет, недавно снова стал отличником боевой и политической подготовки…
Хотя, на душе, ясное дело, временами кошки скребли, особенно, первые месяцы на севере, но затем как-то привык. И несостоявшееся золото инков мало-помалу стало его отпускать.
Может, всё и к лучшему, что так вышло тогда? Иной раз, стоя в карауле, размышлял Паша по поводу развязки истории с кладом. Ведь как сказано в умных книгах, за падающие сверху небесные манны, рано или поздно приходится платить. Вот он и расплатился за это временными тяготами и лишениями. И хорошо ещё, так быстро и легко расплатился, могли ведь, и разжаловать и отправить не только на север, но и куда подальше.
Да и опыт военной службы, если к нему подходить с практической стороны, имел несомненную пользу, поскольку учил жизни в предлагаемых обстоятельствах. И когда уже подошёл срок демобилизации, Пашу и других его товарищей вызвал начальник политотдела части, и, крепко пожав каждому руку, напутствовал:
– Имейте в виду, защитники Родины! А с этой поры вы являетесь защитниками Родины на всю оставшуюся жизнь. Советская армия и флот – это наша большая семья. И настоящая семья никогда не бросает своих детей. Поэтому, если в гражданской жизни что-то пойдёт не так, возвращайтесь в семью, она снова примет вас к себе!
Поэтому Паша для себя однозначно решил, если не поступит в институт, он ещё не решил в какой. Хотелось бы, конечно, в Академию художеств, но ведь туда, пожалуй, не пройдёт. Поэтому если вообще не поступит никуда, обязательно вернётся в качестве сверхсрочника в Заполярье, и только в свою часть.
Экспресс «Мурманск-Ленинград» шёл не ровно. Первый отрезок пути бойко, затем начинал спотыкаться, это ощущалось в районе Кандалакши и особенно Медвежьей Горы, и только уже обогнув Онежское озеро, снова набирал быстрый и плавный ход. Это был особенный поезд, в нём ездили военные, преимущественно моряки-североморцы, были и штатские, работающие в Заполярье по контракту, рыбаки, нефтяники, служащие. В «СВ» располагались большие флотские чины, в купированных вагонах старшие офицеры, часто с семьями, а в плацкарте люди из простых, включая и демобилизованных матросов и солдат.
Когда только отъезжали из Мурманска и в окне ещё проносились цейхгаузы и депо, в глаза попался плакат: «Рыбак Мурмана будь…».
Промчавшийся встречный поезд не позволил дочитать лозунг до конца, что изрядно развеселило молодых флотских офицеров, сидевших напротив.
– Который раз еду мимо этого места, а никак не могу узнать, каким же всё-таки должен быть рыбак Мурмана?! – расхохотался круглолицый капитан-лейтенант, а его худощавый товарищ, смешно насупив брови, добавил:
– Суровым!
Так и балагурили они весь путь, и ехать было весело. Североморцы наверняка были с базы атомных подводных лодок. Судя по всему, недавно пришли из похода, и теперь ехали отдыхать в санаторий. Вечером позвали ужинать в вагон-ресторан, и Паша с ними пошёл, но от водки отказался, когда каплей сказал, что рюмку ему можно. Но ведь он дал слово, пока не закончится служба – ни капли. Хотя и повод был всё-таки. А когда поезд остановился на станции Волховстрой, кто-то из них продекламировал:
Читать дальше