Светлана Леонтьева - Полынь-ягода

Теперь дед Митя лежит там, в далёкой больнице, спеленатый, жалкий, ничейный. Лежит без трусов в памперсах, без движения и зовёт её – внучку Агату Поти.

Дурацкая фамилия Поти! Но фамилия Непёхина по мужу ещё хуже. Муж был невысокого роста. Спортсмен. Он уезжал-приезжал. Затем приезжал-уезжал. У него были медали – серебро, бронза, золото.

ПЕСНЬ

Космос замер. Затих. На часах только вечность. Полмира

в красном ситце. Окно, где Европа. Футбол.

Сотворю из России сама же себе я кумира.

Дилетантка, болельщица. Что смыслю в схватках турнира?

И какие слова знаю, кроме пенальти и гол?

Но Россия – щедра, но Россия моя – хлебосол.

Понаделали кваса. И солнце своё запалили.

Кока-колу под стол и закваску иных кока-кол.

И кричала она, и махала: судью, мол, на мыло.

Ей не надо 5:0,

ей не надо 3:0,

ни 2:0.

Вот представьте, как было: футбол, как иная юдоль,

как больная мозоль, как на раны шипучая соль.

Наш футбол:

шар земной на космическом поле бездонном,

вновь качаются оси земные, скрижали хрипят.

В сапогах грубых Сталин, и трубку он курит, колонны

вдоль Тверской. И на площади Красной парад.

Спорт отряд.

Нет, не в нашем столетье гламурном.

А ещё в пиджаке Сталин в грубом, овчинном, суконном.

Мой отец за «Динамо».

Не продан. Не пропит завод!

После нас разорвёт.

На пятнадцать республик растащит.

Мы – не СССР. И почти уже – не СНГ.

Я смотрю телевизор. Смотрю теле-бред. Теле-ящик.

Там одно только «г»!

И 5:0, и 3:0, и 2:0.

Кучка из богачей. Остальные такая же голь.

Перепутали что ль? Вы наш возраст с размером

всех пенсий? И повысили возраст. А пенсия – шиш. Просто боль!

Бумерангом из космоса к нам возвращается – нате!

Как мячи к нам в ворота. И счёт на столетья уже.

И дерутся хорваты. И в Нижнем у нас на закате

продолжаются матчи. Пикируем на кураже.

Ешь драже! Квас хлебай. Рюмку водки

пей до дна. Ось земли на кленовом ковше

еле держится. Счёт наш короткий

и не в нашу он пользу. Мир весь в галдеже, дележе.

Не хочу, чтоб 5:0, а хочу, чтоб 0:5 приключилось.

Чтоб свершилось. Внедрилось. Взошло. Всколосилось. И – в высь!

За космический взмах. За крылатость. Я за справедливость.

За «Динамо», однако.

Отцовское сердце, не рвись!

Но оно разорвалось ещё до замужества Агаты. На кусочки, видимо, на частицы. Его похоронили под берёзой. И когда говорят про берёзы плохо, Агата обижалась. Это была личная обида. Словно её назвали уничижительными словами, этими слогами и суффиксами в уменьшительной форме. За берёзы обидно. За деревья. За их трепещущие листочки. Серёжки, хороводы на Троицу. Пить сок из дерева, что это? Это же не трава, не куст, не ягода. А соки ручьём из ствола текут в стеклянную баночку. В норку горлышка. Сок течёт из раны в боку берёзы. Этот сок можно глотать, прижимаясь губами к банке, ко краю. Ямка, из которой вытекает сок берёзовый, словно дорожка в иной мир. Она пульсирует. Можно касаться языком тонких струй, трогать пальцами, которые тут же становятся липкими от сахара. Берёзовым соком можно, как чернилами выводить буквы на бумаге. Пальцы становятся карандашом, авторучкой, пишущим инструментом. Тонкие гибкие пальцы на листочке. Мохнатые первые шмели вырываются сонно наружу, надевая на голову капюшончики глаз. Такая зеленоглазая оконечность туловища. Сладкий сок льнёт к лапкам, их приходиться чистить хоботком. Приезжать из леса всегда приятно. Нет, Агата не нарочно ездит в лес, просто лес сам движется к дачному забору, к шатким дощечкам, охраняющим клубнику. Дождём можно тоже мыть руки, его много в лужах между бороздками. Сын учится в третьем классе, ездить на дачу с Агатой, он ленится.

– Бонифаций! Это я! Мама твоя…молока принесла. Берёзового.

Сначала за дверями легкий шумок, затем топот лёгких ножек, ближе-ближе. Затем поворачивается ключ в замке. У Бонифация крепкие ручки, толстые пальцы. Мускулистое тельце. Сын ждал. Соскучился. Привет, Ниф!

Ниф-Ниф – персонаж сказки, у него есть братья Наф-Наф, Нуф-Нуф. Потому, что в сказке у всех есть братья и сёстры. У Нифа нет братьев. Лишь мама Агата Захаровна Непёхина. У Бонифация карие глаза, русые волосы. Бусинки пота на его лице.

– Ты съел кашу?

– Нет. Она остыла.

– Хорошо. Тогда сейчас разогрею суп.

Руки сына ровненько сами кладутся на обеденный стол. Ноги он подгибает, садясь на стул. Ест с аппетитом. Милый, милый, милый! Про бывшего мужа – Непёхина вспоминать не хочется. Ну, был, сплыл. Ничего особенного, не сошлись характером. Пьяница. Причём запойный. Ушёл тихо, не колеблясь, словно ждал, когда дверь сама распахнётся. У него были лёгкие прикосновения рук, если можно так сказать. Как дождь. Именно, были прикосновения рук. Не сами руки запомнились Агате, а пальцы, как будто их надо окунать в берёзовый сок, чтобы написать фразу. Единственную верную фразу: «Уходи!» Капюшончик сердца слегка дрогнул. Слепые капли дождя. Да они ещё и глухие! Подумалось Агате. Слепоглухонемой дождь. И сигарета, которая погасла от влаги. Только бывший муж может так уходить. Слепо. Глухо. Немо. Под дождём.