Anne Dar - Обреченные обжечься

– Немедленно, – повторил Дариан сквозь зубы, после чего протянул мои замкнутые в наручники руки вперёд. Я всё ещё не понимала, что именно происходит, но мои запястья вдруг вновь обрели свободу. – Что касается показаний – у вашей главной подозреваемой есть непробиваемое алиби. Она всю ночь провела со мной. Для получения доказательств можете снять записи с камер видеонаблюдения в доме под номером семьдесят пять по ***-стрит. Удачи.

Сказав это, Дариан вручил одному из полицейских свою рабочую визитку, после чего взял меня выше локтя и, дотянув до лифта, буквально вытащил моё онемевшее тело на улицу.

Кажется, когда я села на заднее сиденье его мерседеса, по моим щекам потоками потекли слёзы… Он их видел?.. Смотрел в зеркало заднего вида?.. Я ведь действительно плакала?.. Ведь плакала… Все руки были залиты… Или мне только казалось?.. Не помню.

Лежа этой ночью в своей постели, я думала только о том, как же мне крупно повезло, что предыдущую ночь я провела в компании Дариана. Проведи я её в одиночестве, без свидетелей, как сейчас, и у меня действительно могли бы возникнуть серьёзные проблемы.

Даже перед тем, как испустить свой последний выдох, Энтони умудрился втянуть меня в какую-то лужу грязи. Специально, назло или нечаянно, но он это сделал.

Похороны прошли быстро. Кремация, поездка на дачу и развеивание пепла по ветру. Не знаю, зачем для этого отцу понадобилось ехать на дачу, но я решила не уточнять, чтобы случайно не впрячься в эту повозку, которую он целиком взял на себя.

Возможно я в итоге и оказалась самой бессердечной по отношению к кончине Энтони, но всё-таки было немного странно, что никто из нас, за исключением Амелии, не выразил сильной скорби по этому поводу. Даже Айрис, явно расстроившаяся больше моего, не смотря на траур отказалась переносить дату своей свадьбы, что вызвало у меня ещё больше подозрений относительно её ярого желания окольцевать Дэйла. Что-то здесь было не так.

И всё же, тем днём, когда отец повёз прах Энтони на дачу, я зашла за наш дом, прислонила руку к его опаленной стене и, закрыв глаза, мысленно попрощалась с тем, кого давным-давно называла своим братом. Я искренне сказала: “Прощаю”, – и не менее искренне произнесла: “Прости”.

Когда я открыла глаза, я поняла, что отпустила не его…

Я отпустила себя.

Свою лучшую скрипку я делал два года. Таша об этом не знает, но она досталась именно ей. Они обе – и скрипка, и Таша – выжили в том столкновении. Два моих лучших творения…

А я не выжил.

Я похож на Амелию. Естественно я всегда хотел быть похожим на отца, но вместо этого я был едва ли не точной копией своей бабушки, а Генри с Майей скопировали внешность матери. На отца никто из нас не был похож.

Позже я понял, что мне повезло быть похожим на обожающую меня и обожаемую мной Амелию. Я всегда был стройным на фигуру, в отличие от Генри и Майи, которые, не смотря на свою склонность к полноте, всегда умели поддерживать своё тело в тонусе, хотя живот Генри после сорока лет стал виден невооружённым взглядом. Помимо стройности мне же досталась от Амелии и её “вечная” молодость. Даже сейчас, пережив столько потерь и горя, я выглядел немногим младше Генри. Он много нервов испепелил в своём браке, после чего остатки растратил на вторую фурию, которая умудрилась залезть на его шею вместе со своей беременной дочерью, отчего после пятидесяти мой брат выглядел не менее уставшим, чем я.

Ширли не могла иметь детей, из-за чего Генри так и остался бездетным. Оттого он любил моих детей не меньшей любовью, чем я, и овеивал их той неистовой любовью, которая бывает только у счастливых дедушек. Дочки Миши прекрасно понимают, что он им не отец, но обожают его гораздо сильнее, чем могли бы обожать своих биологических родителей. Генри был для них всем, а они были всем для него. Даже я не стал так близок со своими внуками и, тем более, детьми, как стал им близок Генри. И я их понимаю. Будь я на их месте, я бы тоже выбрал Генри…

В отличие от своего младшего брата, я всегда был более собранным, был тем самым парнем, на котором держалось если не всё, тогда основное большинство важнейших дел. Когда полиграфический бизнес отца перешёл в наши с Генри руки, именно я занялся основной бумажной волокитой и решением важных вопросов. Мы процветали…

Я отстранился от бизнеса сразу после трагедии, в момент, когда наша фирма держалась на волоске и как никогда нуждалась в моём участии. Мы разорились…