Аристарх Барвихин - Королева мегаполиса

В печку её!

К дьяволу!

В тартарары!

Да здравствует единственный шанс жить по-человечески! Как хорошо быть любимой, богатой, нарядной, ехать в личном лимузине навстречу прекрасному будущему!

Посмотри вокруг, потрогай обшивку салона, принюхайся.

Чувствуешь, как обалденно пахнет кожа?

Классный запах, правда?

Боже, как он мне нравится!

И как мне нравится тот, кто для меня все это устроил и кто сидит сейчас напротив и смотрит на меня влюбленными лучистыми глазами!

Поцелую-ка я его…

А теперь вытру ему след от помады на щеке.

Вот, ничего и нет.

Какая, все-таки, приятная у него улыбка.

Как хорошо, что мы будем теперь всегда вместе.

И как хорошо, что я не влюблена.

Ах, какой, все-таки, приятный запах в салоне!

Никогда не думала, что кожа обивки в авто может так хорошо пахнуть, да еще и быть при этом такой изумительной расцветки.

Сколько сейчас времени, интересно?

Швейцарские, дорогие, наверное, как сто чертей, часы фирмы Auguste Reymond на моей тощей руке показывают ровно двенадцать пополудни. До марша Мендельсона осталось около ста минут – последние мгновения свободы… Глупый Мендельсон, ну зачем ты подарил этот марш своей невесте на свадьбу, ведь свадьба эта ее была не с тобой… вот если бы не подарил – кто знает, может быть, моя жизнь сложилась бы по-другому…

Эти наручные часы мне очень нравятся. Очень. Нет, правда, без дури. И не потому, что их во всем мире всего сто пятьдесят штук. А потому, что на них моя любимая Эдит Пиаф. Необыкновенное, все-таки у нее лицо. И еще – эти ее руки, такие тонкие, нервные, длинные… и двенадцать беленьких точечек по кругу вместо цифр. Класс и шик. А фон ведь точно такой, как обшивка лимузина. Вальдемар недавно признался, что искал тогда, в Швейцарии, именно такие часы для меня, дуры, которая должна за это… ну, все что полагается. Я помню, как он перебирал всякие другие, наверняка многие из них были дороже и моднее, но я вдруг увидела эти – и влюбилась в момент. Тогда, сидя за столом, на котором лысый толстый продавец показывал нам часы, принося их одни за другими, меня как молнией в башку – ТРАХ!!! И все, стали они моими…

Господи, отчего же я все-таки никак не могу по-настоящему полюбить его, Вальдемара моего разлюбезного?! Ну, не могу и все, хоть режь!

Скоро, совсем скоро я буду его законной мегерой…

О, Господи, как же мне тоскливо от этого…

Вру, конечно.

Мне не тоскливо, а хоть криком кричи от счастья.

Стерва, очень красивая и очень-очень-очень несчастная стерва.

Это я и есть.

Еще немного и я умру, сдохну, сгину.

От этого вот сучьего счастья, что я – с ним, с Вальдемаром моим дорогим…

Слезы наворачиваются на глаза. Не от чего – просто так. Просто слезы.

Он не спрашивает – почему они текут. Наверное, думает, что это от счастья. Ну и пусть себе думает… зачем обижать хорошего человека…

Слезы мешают видеть его, тащат назад, в старую, дурацкую, несчастную и такую счастливую жизнь, что была ТОГДА.

А сейчас ни единой мысли в башке, а только гадкая, тягучая, жуткая боль в сердце.

Мне больно, просто ужасно больно, вот и все.

Смешно быть несчастной от того, что тебя любит и боготворит такой славный, такой добрый, такой красивый, и такой НЕлюбимый… ха-ха… очень смешно…

И глупо, наверное.

Господи, а как все хорошо ТОГДА, миллион лет назад, начиналось: упоение счастьем, ссоры, обиды, поцелуи, уходы, приходы, разрывы, прости, я не могу без тебя, я вернулся… цветы, море цветов каждый день, а потом вечность пустоты и опять и опять – счастье, и снова разрыв… какая это была все-таки классная жизнь!

И зачем все это ТОГДА я променяла на вот это СЕЙЧАС?

Вот на это самое растреклятое СЕЙЧАС, когда я внешне счастлива, а самой хочется лопнуть, лопнуть как радужный мыльный пузырь. И разбрызгаться капельками по шикарному салону лимузина, будь он трижды и четырежды проклят – мой прекрасный, мой белоснежный, мой бесконечно длинный лимузин.

Эх, выскочил бы он сейчас на встречную, и разбилась бы я к чертовой бабушке насмерть…

Веселенькая идея для счастливой новобрачной и королевы мегаполиса, ничего не скажешь…

Впрочем, я давно уже готова к встрече с Творцом. Другое дело, готов ли Творец к такому тяжкому испытанию, как встреча со мной…

Но как все-таки ужасно, как жутко и страшно, что я, стерва, идиотка, сука несчастная, мчусь рядом со своим вот-вот мужем и от этого НЕсчастлива до умопомрачения.

Но он, конечно же, ничего этакого во мне не замечает, потому что я нарочно улыбаюсь блаженной улыбкой дуры в подвенечном платье.