Олеся Хуссейн - «История на ладошке о жизни одной крошки»

Мне было почти 3 года, когда родители завели со мной разговор о том, что у мамы в животике живет малыш. Понятное дело, что узи, в те времена, гарантию по установлению пола ребенка не давало, меня подготавливали к тому, что может появиться братик или сестричка. Проводя четкие расчеты и «действуя по инструкции», родители были уверены, что будет, скорее всего, мальчик. Однако я безумно желала маленькую сестричку, и перспектива рождения брата меня не устраивала. Помню долгие, монотонные, ласковые мамины беседы, на тему, что же делать, если «завезут только мальчиков?» И, в один из таких дней, я сдалась – братик, значит, братик.

Я обожала время, пока мама была в декрете по беременности. Практически, каждый день, мы были вместе все 24 часа. Помню, как ходили за покупками в хлебный – мама всегда хотела купить мне сладкие кукурузные палочки, а я предпочитала кукурузные хлопья. Да, дело и во вкусовом предпочтении, но не только. А все потому, что пачка с палочками была большая и обычная, а с хлопьями – маленькая, аккуратная, и на каждой пачке была изображена мама-коза и дочка-козленок. Не стоит говорить, что наши с мамой «портреты» нельзя было покупать никому, поэтому все хлопья нужно было, немедля, купить и заставить ими стеклянный шкаф на кухне. Так и помню, огромная стеклянная витрина старого окрашенного кухонного шкафа и пачки, с рисунками козы и козленка. Я, каждый раз, проходя мимо шкафа, поднимала голову и приговаривала: «Мама и я, снова мама и я». Если пачки заканчивались, не доходя до конца витрины (а частенько, проводя ревизию, мама пересыпала все содержимое пачек в одну или две), мы должны были срочно идти в хлебный – пополнять запасы хлопьев! Флешмоб козлят должен был быть полноценный и постоянный. Получается, перфекционистом я была с раннего детства.

Помню, как раскладывали с мамулей кубики, собирали разные цветы из мозаики, делали самодельные поделки из желудей и каштанов, читали книжки перед сном. Чудесно запомнила ее руки – они так нежно меня обнимали, крепко сжимали мою ладошку при переходе оживленной улицы, дома всегда невероятно вкусно пахли и несли для меня только добро. Часто мама готовила что-то непременно вкусненькое на кухне, а я, играя в гостиной, частенько наведывалась к ней, и, порой незаметно для нее, тайком, наблюдала за ней и почему-то всегда боялась ее потерять. Как наваждение какое-то – вот она здесь и, вдруг, может исчезнуть! Этого я, безусловно, очень боялась. Поэтому считала, что мой контроль помогал маме оставаться рядом, чтоб ее никто не забрал и не похитил! Этот детский страх вполне имел резонную причину в будущем…

5 декабря 1987 началось как обычно. После оформления маминого декрета, я все чаще оставалась с ней дома, лишь иногда наведываясь в детский сад. Детский сад я уже полюбила, особенно преподавателя музыки – я была в саду Примой! Это сейчас я пою так, что мне могут подпевать лишь мартовские коты и воющие собаки! А тогда – я была Звездой своего сада «Ямашка» (ой, «Ромашка» все же)! Все утренники, главные роли – это все мое! Ненавидела «тихий час» в саду, но, на мою радость, частенько его проводила в музыкальной комнате, репетируя очередной утренник – благо, они никогда не кончались: Новый год, 8 марта, выпуски и т. д. Чудесное было время, меня очень любили и воспитатели, и няни. Я могла не кушать всю порцию (исключение составляли духовые омлеты и запеканки – это просто блюда от шефа и по сей день), меня не заставляли, а вот других детей – да! Был такой, Ромка, у нас. И вот однажды, его заставили доесть манную кашу. Он ревел, запихивал кашу в себя и, искусственно, вызывал рвоту. И, да, его – таки вырвало прямо на наш общий обеденный стол. На этом обед завершился! А вот Ромку, я не любила и в школе, мы после учились в параллельных классах, но для меня он так и остался в памяти мальчик – рвотный рефлекс! Но я немного увильнула от событий 5 декабря…

Где – то к обеду, мы с мамулей отправились в магазин – купили разные заколки, игрушки, сладкие палочки и «Гулливерки». Неспешно шли по улицам, мама, как всегда, крепко держала мою ручку, мы поглощали вкусные, хрустящие конфеты, я рассказывала ей о своих главных событиях и подготовке к Новогоднему утреннику. После, мы отдохнули на лавочке возле нашего подъезда, встретив соседских девчонок, и зашли в дом.

Я четко не помню, чем занялась сразу – то ли мозаику раскладывала, то ли с серым резиновым котенком играла, не соображу. Лишь в воспоминаниях какая-то непонятная суета, разговоры на чуть повышенных тонах, деданя беспокоится, папа / мама бегают, в прихожей полумрак. Сумка… И какая-то давящая обстановка… Потом мама на пороге, собирается уходить, целует меня и от нее пахнет словно Смертью… Я помню, как обхватила ее ноги руками, вцепилась со всей силы, рыдала, как в последний раз, и кричала так неистово – «Не уходи! Ты не вернешься!» Помню единственную грубость от деда – он схватил меня, как котенка за шкирку, и прикрикнул! Мама заступилась, но тут же ушла. Я выбежала снова в прихожую, ее не было, и мне в тот момент показалось, что уже никогда и не будет. Слезы застилали мои глаза, я, практически, ничего не видела, истерика… А еще, я была обижена на нее, зла и была крайне испугана! Почему она ушла без меня? Зачем так со мной поступила? Бросила.