Наталия Гарипова - Корица, душица, шалфей

Наутро ангина приковала ее кровати.

«Как тяжело болеть одной, – подумала она и на нее накатил какой-то безотчетный страх. – А вдруг я тут помру, и никто не узнает? Пролежу в этой жаре, неизвестно сколько, пока мама не позвонит спросить, как дела, или пока Алина не приедет на каникулы. Превращусь тут в ужасный труп».

От этих мыслей она поежилась, но приказала себе не раскисать. Встала, на шатающихся ногах дошла до кухни, выпила чая, просто плеснув вчерашнюю заварку и остывшую воду из чайника. Потом ее сморил тягучий болезненный сон. Из него Полину выдернул телефонный звонок:

– Полина, привет, я подъехал. Спустись вниз, вынеси документы, жду тебя в машине. – В трубке звучал бодрый голос Антона.

Она попыталась ответить, но получилось не с первого раза – сначала она только что-то прохрипела в трубку:

– Я заболела. Документы сделала, но спуститься сил совсем нет. Может, поднимешься и сам заберешь? Четвертый этаж, квартира 77.

Дверь была открыта, Антон толкнул ее и вошел в прихожую. Крикнул в пустоту:

– Я вошел, дверь была открыта.

– Проходи, я в гостиной, – раздался слабый хриплый голос.

На диване лежала гора из одеял, из-под которой еле виднелась взлохмаченная голова.

– Документы в комнате, где компьютер, в красной папке. Если не трудно, захвати там покрывало, накинь на меня, – проговорила Полина, стуча от озноба зубами.

– Ну тебя и колбасит. Я сейчас. – Молодой человек скрылся, затем вернулся с пледом и накинул его на больную. Он видел, как под толстым слоем одеял ее бьет крупная дрожь: все это тряпичное сооружение ходуном ходило от трясущейся женщины.

– Слушай, давай вызовем врача. Что-то ты меня пугаешь, – сказал Антон.

– Может, не надо? – В ее голосе прорвалась какая-то детская нотка, в которой читался страх маленькой девочки перед людьми в белых халатах, уколами и процедурами.

– Наверное, все-таки надо. Куда звонить-то? – 26-летний Антон никогда не сталкивался с врачами, последний раз он болел в школе.

– Я не знаю, – ответила Полина, которая привыкла переносить простуды на ногах, а врача вызывала только дочке из детской поликлиники.

– Тогда позвоню в «03», – ответил мужчина.

У Полины больше не было сил что-то отвечать и решать, она ничего не ответила и как сквозь вату слышала, что Антон с кем-то разговаривает по телефону.

– Слушай, может мне посидеть, пока не приедет «скорая»? – спросил он.

Ей было так страшно сейчас остаться одной, что она наплевала на все условности: ведь Антон ей был только клиентом, которого она не могла назвать даже приятелем, да он был просто мальчишка – человек совсем другого круга и интересов.

– Как знаешь, – слабо ответила она.

Антон примостился в кресле, пока ждал бригаду. Перебирая бумаги из папки, он чувствовал в комнате едва уловимый запах глаженого белья и каких-то сухих цветов. «Откуда он мне так знаком?» – размышлял он, пытаясь вглядываться в цифры, но сосредоточиться не удавалось. «Так это у бабушки на веранде так пахло в деревенском доме, где мы с Машкой на летних каникулах целовались», – внезапно вспомнил он. И тут же приятная юношеская подсказка памяти как-то неуловимо подхватила его. Теперь обстановка в комнате у Полины и сама хозяйка квартиры казались ему милыми и такими родными. Ему захотелось сесть на край дивана и заглянуть под груду одеял.

Он отогнул край покрывала: на него смотрели яркие голубые глаза, горящие лихорадочным блеском высокой температуры, щеки Полины пылали, что придавало ее лицу какую-то болезненную привлекательность.

«А она ничего», – вдруг подумал Антон, и ему стало как-то не по себе.

– Холодно, – прошептала Полина.

«Скорая» приехала, поставила жаропонижающий укол. В больницу Полину забирать не стали, подсказали, как вызвать врача на дом. Удивляясь сам себе, Антон сказал, что посидит еще, пока не упадет температура. Врачи уехали, и он опять остался один в этой незнакомой, но такой загадочной и милой квартире. Он сидел и ни о чем не думал, ему вдруг удалось остановить повседневный бег мыслей, забот, хитроумных планов. Одеяло на диване пошевелилось.

– О боже, так жарко, – внезапно сказала Полина и сдвинула с себя кокон пледов и покрывал. Она была мокрая, как мышь, сквозь белую свободную майку просвечивали соски.

– Антон, мне лучше, спасибо, что посидел. У тебя, наверное, дела, можешь идти, – сказала женщина, откинула со лба мокрую прядь и облизнула сухие губы.

– Можно мне остаться? – вдруг ответил парень.