Глеб Сафроненко - Смартфон

– Да что я с тобой разговариваю? Ты, все равно, только функция и не более того. Ну да ладно слушай, – снизошел Олег до общения с функцией, ну а что ему еще оставалось, ведь и в общении с людьми он часто, разговаривая с функцией, пробовал достучаться до души и найти в ней живой и искренней отклик. Так что сам по себе диалог (скорее монолог) человека со смартфон не был таким уж противоестественным и странным. Видимо, где-то в глубине своей души и глубине разума он понимал, что и у меня есть душа. Что не могло не радовать меня самого, так как исходя из данной логики я не был безумцем, не был бракованным китайским смартфоном, а был чем-то гораздо большим, как и Олег не был телом, просто выполняющим функцию в пищевой цепи и поддерживающим круговорот веществ и энергии в природе.

– А ты, можно подумать, не функция. Тут бы я с тобой еще поспорил, – молча, ответил я ему тогда, наперекор собственным рассуждениям и умышленно завис.

– Так вот, – продолжил Олег, тщетно пытаясь ввести новый запрос в поисковике. – Постоянно ища душу, ты истерзаешь ее до кровавых ран, утомишь ее же до полусмерти, зальешь алкоголем до асфиксии, но так и не найдешь, и рано или поздно, ты придешь к выводу что ее просто нет. Пытаясь познать и осознать пустоту, рано или поздно ты поймешь, что и это невозможно. И тогда ты обретешь и познаешь душу, возможно даже, не только свою собственную, но и душу другого человека. Но это уже гораздо сложнее. Хотя, как бы хотелось, как бы хотелось познать собственную душу и душу другого человека, и ничего более не надо, это единственное в нашей жизни, что действительно чего-то стоит. Все остальное – блеф и иллюзия, ложь и обман. Ладно, что я тут перед тобой распинаюсь, пойду лучше картошку полоть, раз уж ты, все равно, завис.

– Да уж, конечно, займись лучше делом, в котором ты реально что-то смыслишь, – ехидно сказал я про себя, не подчиняясь командам Олега. Сказал или подумал я про себя? Наверное, все-таки, сказал.

Я довольный собой был взят на улицу, в огород и был положен на чистый лист бумаги поверх пыльного парника, обшитого некачественным рубероидом. Олег ничем не накрыл меня от палящего солнца, и я был благодарен ему за это. Солнце было уже высоко и ярко освещало объективно существующий мир, явленный сознанию человека, лучи солнца играли на поверхности воды в бочке, создавая причудливые картины, суетливые воробьи щебетали и игрались в лучах солнца и создаваемых ими же брызгах воды, усиливая феерию света, доводя до эйфории состояние собственных крошечных душ. Легкий переменчивый ветерок колыхал деревья и травы. На душе Олега и у меня на душе стало очень хорошо и спокойно. Я ощутил близость с природой, уважение к ней и восхищение ей. Но минуты блаженства и единства с природой продлились не долго. Из соседнего участка донеслись сначала какие-то помехи, усиленные динамиком, а затем раздались громкие мертвые звуки хриплых басов убитых колонок. Заиграл какой-то примитивный мотив, очевидно придуманный племенем каннибалов, лет триста назад. Гармония с природой была нарушена. Но вскоре кто-то запел или, скорее, заговорил. Какой-то апатичный имбицил с гнусавым голосом стал причитать и повторять в след за примитивным мотивом примитивные слова: «А я не знаю че она меня никак не бросит, …, а я не знаю че она меня никак не бросит, …, а не знаю че она меня никак не бросит».

– Сволочь! До чего же ты омерзителен и зануден. Зачем она вообще с тобой связалась? Я бы на ее месте, даже разговаривать с тобой не стал никогда. А после этой песни и руки бы никогда бы не подал, – подумал я тогда про себя. Не знаю, о чем подумал Олег, но вряд ли о чем-то хорошем.

Олег умел абстрагироваться и сосредоточился на солнце и ветре, уже не рассчитывая слышать щебетание птиц и стрекотание кузнечиков. Но это же очевидно, что одного гнусавого имбицила против солнца, ветра, воды, воробьев и кузнечиков было недостаточно. В поддержку к гнусавому вышли из дома местные имбицилы – соседи. Сначала, громко крича, что-то несвязанное и невнятное в соседний огород вбежали дети, а затем вышли и взрослые.

– Витя, уйди на … с грядки, … уже! – раздался противный женский голос, пытающийся пересилить гнусавого имбицила, задача была сложной, но женщина с ней явно справлялась. Эта женщина не была из разряда, тех женщин которым хочется посвящать стихи, которым хочется петь песни, с которыми хочется встречать рассвет. С такой разве что можно уйти в закат и то сомнительное удовольствие, уходя в закат, с ней ты не сможешь осознать всей глубины и философии ухода, не сможешь уйти плавно вместе с солнцем. Вместо ласково сказанных нежным голосом слов: «Я люблю тебя, я с тобой, ничего не бойся. Это не конец, это лишь начало…», скорее всего ты услышишь противный гортанный голос из луженной глотки: «Да … уже, уходи на … быстрее, мне еще воды надо наносить и труповозку вызвать, пока не поздно! А платить чем? Ты ни … за жизнь не заработал, …!». Вот и вся философия.