Юлиана Матвей - Выбор за нами

Митин выходной начинался с утреннего громыхания кастрюль. Крышки со звоном опускались, передавая недовольство хозяина. Девушка открывала глаза, тут же жмурясь от яркого зимнего солнца. Дрожь пробегала по телу. Дом за ночь остывал. Митя не утруждал себя топкой печи, считая это исключительно женской обязанностью. Собираясь умыться, Василиса тихо проходила на кухню, а затем приступала к своему обычному трудовому дню. Громкими проклятиями Митя сообщал о своем раздражении, связанном с появлением жены.

Давая ход тонкой струйке холодной воды, умывальник ритмично постукивал. Тщательно умыв лицо и вычистив зубы, она отправлялась за дровами. Морозец щипал щеки и нос. Валенки, надетые на босую ногу, и не запахнутая фуфайка не защищали от холода. Василиса быстро собирала охапку и спешила в дом, где Митя уже разошелся не на шутку. Женские руки медленно разводили огонь, даря дому долгожданное тепло. Остатки воды были вылиты в чайник. Накинув фуфайку, она взяла металлические ведра.

− Куда ты пошла? С тобой муж разговаривает, а ты бежишь куда-то! Если бы не ты, я сейчас кофе с круассанами пил, а не ждал тарелку с кашей, которую ты даже приготовить не можешь к тому моменту, как муж проснется.

Спина даже не дрогнула под тяжестью обвинений. Оставив ведра, она вернулась к столу. Руки ритмично нарезали капусту, свеклу, картошку. Митя со злостью замахнулся, желая раздавить её. В соседней комнате прозвучало тихое «мама». Овощи были оставлены. Обтирая на ходу руки об полотенце, Василиса спешила к сыну.

− Всегда так. Его слово – закон! Мое – пустое место! – пробрюзжал ей вслед муж.

Костик сидел на кровати, протягивая ладошки навстречу самому дорогому человеку.

− Мама, я проснулся, − радостно сообщал он.

− Ты мой хороший! – Василиса обняла трехлетнего малыша и поцеловала в лоб.

В дверях показалось недовольное мужское лицо.

− Все для малолетнего! Все для него! А муж по боку! Я же тебя с улицы подобрал. Дрянь ты такая!

Мать помогала сыну одеться, рассказывая с улыбкой, что у неё сейчас в руках.

− Заткнись! – истерично гремело справа. – У мужа единственный выходной, а ты здесь сюсюкаешься!

− Митя, я сейчас Костика одену и приду к тебе, завтрак подам, − звучал спокойный ответ. Василиса внутренне собралась с силами и посмотрела в разъяренное лицо мужа. – Минутку подожди, пожалуйста.

На Митином лице заходили желваки. Желание растереть её спокойствие, разбить в кровь губы, произносящие избитые фразы, разрасталось с дикой силой. Куда смотрели его глаза, когда он женился на ней? Абсолютно плоская фигура, невзрачное лицо, светлые волосы, висящие паклями, вызывали лишь отвращение. Воспоминания об их знакомстве, переросшем в глубокое чувство, захлестнули его. Тогда она, словно праздник, окружала его, радовалась всему вокруг. Красивая молодая девочка вызывала восхищение. Ей удивительно подходил шоколадный цвет волос. Яркая помада выгодно подчеркивала линию губ, да и наряды, купленные им, не сравнить с обносками, в которых она сейчас расхаживает по дому. На улице стыдно показаться с оборванкой, являющейся его женой. Куда исчезли её красота и притягательная сила? Неужели нищета и бесконечные проблемы могут поглотить то, что дается природой? Надо бежать из этого ада! Немедленно!!! Митя быстро собрался и ушел, громко хлопнув дверью.

Василиса облегченно вздохнула. Свободное течение дня её обрадовало. Они с Костиком предоставлены сами себе. Весело подмигнув малышу, мама продолжила готовить. Из большой кастрюли ароматно пахло овощным бульоном. Девушка проглотила слюну. Супом они полакомятся в обед, а сейчас их ждет молочная манная каша.

Сын, наблюдая за мамой, достал свой набор посуды. Крышки загремели. Понарошку в емкости сыпались разные овощи. Маленький носик наклонялся к блюду, проверяя степень его готовности и вдыхая аромат. Из старого одеяла Василиса сшила плиту и натянула на коробочку. Костик нажимал пальчиком на круглые синие кнопочки, ставил посуду на красные конфорки и чувствовал себя профессиональным поваром.

Сыном Василиса гордилась. Его спокойный нрав и вдумчивость вызывали зависть у соседских матерей. Костик прислушивался к тихому голосу мамы и никогда не устраивал истерик. Да и слезы провоцировались лишь страшными криками отца. Митя только начинал повышать голос, а тело мальчика уже покрывалось мурашками. Он молча следил за взрослым и не издавал ни звука. Когда отец обижал мать, мальчик тихо подходил к ней и брал за руку, разделяя её боль. Митин взгляд наливался кровью, если он замечал в детских глазах хотя бы слезинку: