Марина Кистяева - Его невеста

И в какой-то момент потеряла устойчивость.

Мир продолжал обрушиваться на неё.

Когда падаешь, всегда страшно. Всегда адреналин подскакивает, а сердце сжимается. Всегда интуитивно опасаешься, что при падении что-то себе сломаешь.

Ната вскрикнула, пытаясь устоять.

Упасть ей не дали.

Лучше бы она упала.

Потому что мужчина оказался рядом слишком быстро.

И среагировал так же.

Схватил её за руку, которую поймал в воздухе, дернул на себя и так же быстро, не позволяя Наталье перевести дыхание, развернул её к себе спиной, а потом так же, не давая опомниться, слегка надавил на позвоночник между лопатками.

Ната пошатнулась и не поняла как, но оказалось, что она уже стоит, упираясь руками в полок.

А голый незнакомец – за ее спиной.

Она чувствовала его дыхание на своей разгоряченной коже…

Пока только дыхание.

Наталья зажмурилась. Руки настолько ослабли, что едва слушались её. Она с нарастающим отчаянием вцепилась в деревянный настил, не замечая, как ломает ногти.

Ногти – последнее, о чем ей следует беспокоиться.

Её сейчас изнасилуют.

Слезы потекли по щекам, и она судорожно всхлипнула. Потом ещё раз.

В школе им преподавали основы безопасности жизнедеятельности, где рассказывали, как вести себя, если окажешься захваченной в заложники. Именно так себя Ната и ощущала. За её спиной стоял не человек. Нелюдь. Любой нормальный мужчина понял бы, что она трясется от страха, что она не та, за кого её принимают. Нельзя настолько правдоподобно сыграть роль случайной девушки.

Но тому, чьё дыхание обжигало лопатки, было наплевать.

Ната всё больше и больше убеждалась, что её первая гипотеза верна.

Он – преступник. И ему всё равно, кого брать. Лишь бы было женское тело рядом.

А ещё татуировки… Много тату.

Господи…

– Прошу вас… Пустите…

Она произнесла это тихо-тихо.

Надежда умирает последней – так говорят?

Если захватил в плен, попала в заложники, напали – нельзя злить. Первое правило. Следует вести себя, как можно незаметнее, создавая иллюзию покорности и невидимости. И тогда, возможно, тебя не тронут.

У Наты поджималось всё: все мышцы, каждая клеточка наполнялась страхом и безнадежностью. Ей не выбраться целой…

А живой?..

Осознание того, что к ней никто не придет на помощь, накрыло лавиной. Ни Доминикана, ни её брат, которого, возможно, и не было на территории. Ни, тем более, охрана с управляющим.

Ник-то.

Её подставили.

Подложили.

Отдали на растерзание.

Наташа задышала ещё глубже.

Так…

Соберись.

Соберись!

Насилие – ещё не конец. Десятки и тысячи женщин, к сожалению, сталкиваются с насилием и двигаются дальше. Есть специализированные учреждения. Она молодая, у неё гибкая психика.

Она справится.

И снова едва не взвизгнула, когда мужская рука коснулась шеи.

То, что стоящий за спиной мужчина обладал недюжинной силой, сомневаться не приходилось.

Теперь часть её Ната испытала на себе.

Его пальцы не то, чтобы причиняли ей боль.

Они её парализовали. Лишили возможности двигаться. Подчинили своей воли.

Одно неосторожное движение – и ей сломают шею.

Конечно, Ната преувеличивала. Никто ей шею ломать не будет. Но, как известно, у страха глаза велики, и девушка уже придумала себе всё, что можно и что нельзя.

Она застыла. Не шевелилась.

Нельзя…

…злить…

…нервировать…

…нельзя…

Но с дрожью она поделать ничего не могла.

Секунда одна за другой перетекали в вечность.

Мужчина за спиной не двигался. Ничего не делал.

Одного его присутствия хватало, чтобы у Наты всё скручивалось внутри от напряжения и дикого страха.

А потом внезапно давление с шеи исчезло.

Ната сначала не поверила.

Осторожно, стараясь не делать резких движений, обернулась.

Мужчина, продолжая яростно дышать, отчего его грудь ритмично поднималась и опускалась, сделал шаг назад. Ещё один штрих – он сжал руки в кулаки.

Ната продолжала стоять.

Он – тоже.

И буравить её взглядом, что обжигал и оставлял на девушке невидимые следы.

Больше медлить Наташа не стала. Она понимала, что с ней играются.

Плевать…

Лишь бы выбраться.

Она не собиралась ждать, когда её снова схватят.

Побежала в сторону двери и не сразу поверила, что её никто не преследует.

Только когда оказалась в предбаннике, осознала, что за ней никто не ринулся.

Её… отпускают?

Серьезно?

Она не могла поверить в свою удачу. Но испытывать судьбу не решилась.