Наталья Кочетова - На чаше весов

Вижу, как челюсти Вадима Александровича зло сжимаются. Он хмурится и раздражённо поджимает губы.

– Что за придурок… – Бурчит себе под нос едва слышно.

– Он вам завидует. – Неожиданно отзываюсь я, наконец сообразив, что за чувство скрылось за дверью вместе с тем мужчиной. Он ушел и забрал с собой все свои разрушительные эмоции, но оставил мне неприятное послевкусие и все сильнее нарастающую головную боль.

Следователь громко фыркает и опускается на стул, глядя на меня не то насмешливо, не то снисходительно.

– У него нет причин мне за… – Начинает мужчина и тут же осекается. Что-то происходит в его голове. Что-то щелкает. Начитается какой-то очень усердный мыслительный процесс. Его лицо разглаживается. Взгляд меняется. Он выглядит так, будто, внезапно понял что-то очень важное, и в этот момент мне становится очень-очень жаль, что я не умею читать еще и мысли. Надежда снова пробуждается в моей груди, заставляя расправить плечи и сесть ровнее. Я сглатываю и смотрю на следователя, ожидая его дальнейшей реакции.

Мужчина молчит очень долго. Размышляет. Смотрит то на меня, то в сторону. Хмурится. Качает головой. Откидывается на спинку стула, скрестив руки на груди, и вперивается пронзительным взглядом в мое лицо. Сужает глаза и кривит губы.

Я начинаю волноваться все сильнее и ерзаю на стуле.

– Что люди чувствуют, когда врут? – Неожиданно спрашивает Вадим Александрович, вгоняя меня в ступор.

– Э… ну… – От непредвиденного вопроса я теряюсь. Прочищаю горло, заправляю прядь волос за ухо и снова складываю ладони между колен, чтобы унять нервозность. – По-разному. Это зависит, о чем человек врет. И насколько это для него важно… Это… сложно.

Следователь хмыкает и кивает. Встает со стула и идет к двери. Открыв ее громко кричит в коридор.

– Приведи, Ермолаева.

Возвращается к столу, но не садится. Стоит сбоку от меня, и глядя сверху вниз говорит:

– Неделю назад была убила шестнадцатилетняя дочь бизнесмена Ласнецова. Все улики указывают на ее парня. Но я не… – Следователь не успевает договорить, в комнату вводят ссутулившегося высокого парня лет двадцати на вид. Я бросаю непонимающий взгляд на следователя, но тот больше не смотрит на меня. Он берет стул, ставит сбоку от стола, справа от меня и просит парня присесть. Я напрягаюсь. Не понимаю, что происходит. При чем здесь я, и что от меня требуется.

– Егор. – Начинает следователь, обращаясь к сидящему с опущенной головой парню. – Сорок восемь часов истекают, вечером я должен буду передать тебя в СИЗО. Возможно тебе есть что сказать.

Парень горько усмехается. Мне видно лишь его профиль, но этого достаточно, чтобы увидеть то, что он измучен, истощен и сломлен.

– Я все вам рассказал. – Глухо отзывается парень, так и не поднимая головы.

Чувствую, как моя голова тоже опускается, плечи сникают, на грудь будто наваливается тяжелая плита и придавливает меня. Мне кажется, что все вокруг теряет жизнь, все погибает, все исчезает. Остается лишь пустота и мучительная, невыносимо давящая безнадега.

– Зачем ты убил ее? – Неожиданно резким и грубым голосом спрашивает следователь, заставив парня резко вскинуть голову и уставиться на него.

– Я. ЕЕ. НЕ УБИВАЛ. – Четко разделяя слова, таким тоном, будто повторял это уже много-много раз, отзывается парень.

Чувствую, как мои глаза наполняются слезами. Боль и обида душат меня, накатывая волнами. Все сильнее и сильнее. Все больнее и больнее. Мне кажется, что стены надвигаются на меня и вот-вот раздавят. Еще секунда и от меня ничего не останется.

Я всхлипываю и судорожно хватаю ртом воздух. Съеживаюсь на стуле, изо всей силы цепляясь пальцами в сиденье. Моя голова кружится, кружится комната, и все вокруг. Я слышу чьи-то голоса, движения, но уже ничего не понимаю. Пытаюсь поймать губами воздух, и задыхаюсь. Кажется, я падаю.

Я совершенно точно вижу, что пол приближается к моему лицу, но вдруг останавливается. Чьи-то руки хватают меня за предплечья и усаживают обратно.

– Агата. – Трясут меня эти руки, приводя в чувство. Я фокусирую взгляд на лице напротив и моргаю. Парня в комнате больше нет, как нет и его невыносимой боли.

Вадим Александрович дает мне стакан с водой и, когда я беру его и подношу к губам, придерживает мою руку своей. Через прикосновение его пальцев чувствую его беспокойство, смешанное с раздражением.

– Меня тошнит. – Выдыхаю я и зажимаю рот рукой.

Вадим Александрович хватает меня под руку и быстро ведет по коридору, буквально вталкивает в туалет и закрывает снаружи дверь. Я сгибаюсь над унитазом. Меня рвет до тех пор, пока желудок полностью не опустошается и не перестает сжиматься в бесполезных спазмах.