Илья Тамигин - Узел судеб. Полусказка

– Во, слушай: один мужик ребёнка из проруби вытащил. На другой день звонок в дверь. Открывает – а там мамаша того ребёнка. Это вы, спрашивает, моего Коленьку из проруби вытащили? Мужик отвечает: ну я, а чо? А мамаша: чо, чо, через плечо! Шапочка где?

– Ну, дура! – пристукнул кулаком Филин, – Шапочку ей, надо же! Нет бы человеку душевное спасибо сказать, так она… Фу, меркантильность какая! Вот, я лучше тебе про ракетчиков расскажу. Комполка по утрянке вбегает в казарму и орёт: кто валенком в пульт кинулся? Все молчат. Он снова: кто валенком в пульт кинулся? Один солдатик отвечает: это я, из баловства… А полковник: вот и добаловался! Бельгия где?

– Это ваще с-служебный проступок, грязным валенком в пульт кидаться! – прокомментировал Мыш заплетающимся языком, – Из-за этого могут даже быть м-международные осложнения… А, эту… Бельгию… нашли потом?

Ёмкость опустела. Попытка добыть ещё одну у соседа не увенчалась успехом.

– Ночуй у меня, слушай, – гостеприимно предложил Филин, – Как ты поедешь в час ночи?

– Да тут всего-то два квартала!

– Не-е, опасно! Пьяный за рулём – потенциальный убивец!

Анатолий Викторович снял трубку и позвонил жене:

– Алё… как тебя… Зина! То-есть, Вера! Меня сегодня не жди, я с Филином… это… совещаюсь, вот! Здесь и заночую. … И не пьяный я вовсе! … Что-о!? А ну, р-равняйсь! Смир-рна-а! Отбой воздушной тревоги!

На следующий день Антон с удивлением убедился, что в школе все уже знают о произошедшем. А что тут удивительного, Читатель? Город-то маленький! У кого-то из учеников в больнице работала в ту ночь не то сестра, не то тётка… Короче, Антона встретили, как героя! Классная руководительница, обсудив новость с коллегами, предложила записать Филину в личное дело благодарность. Он смущался и едва досидел до конца уроков.

После школы зашёл к Мышам забрать велосипед. Вера Степановна заключила его в объятия и всего измочила благодарными слезами, насилу вырвался. Поколебавшись, решил проведать Киру. Купив за двугривенный букетик ромашек у бабульки, торговавшей у крыльца универмага, поехал в медсанчасть. В хирургическое отделение его не пустили, часы для посетителей начинались с четырёх.

– Хто у тебя тута, кавалер? – вяло поинтересовалась пожилая вахтёрша, не отрываясь от вязания.

– Да так… одноклассница…

– А! Понятно. Эй, Васильевна! – окликнула она пожилую санитарку, закончившую мыть пол, – Всё равно в гнойное идёшь. Позови-ка… Как фамилиё?

– Мыш.

– Во, Мышу позови! Скажи, кавалер ждёт, с цветами!

Васильевна поставила пустое ведро и швабру и пошла на второй этаж. Через несколько минут оттуда, хромая, спустилась Кира. Бледная, с синими тенями под глазами и марлевой наклейкой на лице.

– Привет, Филин! А цветы кому? Неужели, мне?

– Привет… Ага, тебе!

Кира взяла ромашки, понюхала, улыбнулась:

– Какая прелесть! Мне ещё никто никогда цветов не дарил!

Антон покраснел. Он тоже ещё никому цветов не дарил.

Они вышли на крыльцо и остановились у перил. Антон встал на ступеньку ниже, чтобы глаза были на одном уровне. Неловко спросил:

– Ну, как ты?

– Нормально. Мне обезболивающее вкололи, всю ночь спала, как сурок. А ни свет, ни заря разбудили температуру мерить, да ещё заставили анализы сдавать. И опять укол делали! Пенициллин. Болючий, как битое стекло! А в двенадцать, перед обедом, ещё один! Уже даже сидеть больно. Сказали, четыре раза на день! Пока выпишусь, всю задницу в дуршлаг превратят…

Антону стало жалко школьную подругу, но он не мог найти слов, чтобы выразить это. Спросил, чтобы хоть что-нибудь сказать:

– И что, температура?

– Нормальная.

Разговор как-то не клеился. Подул ветерок, и Кира поплотнее запахнула линялый байковый халат неопределённого цвета, который был размера на четыре больше, чем нужно.

– Филин, а ты, правда, свой самоучитель порвал для костра, или мне показалось? – вдруг задала она неожиданный вопрос.

– Ну… да! – растерялся парень, – Всего две спички осталось… вот и пришлось учебник…

И тут произошло такое… такое!

Кира обняла его за шею и поцеловала. В губы, да! А потом… потом убежала не попрощавшись. Стало быть, не так уж сильно нога болит!

Антон постоял, ошарашено глядя ей вслед, затем сел на велосипед и, выписывая кренделя, поехал прочь.

Дома он завалился на диван переживать. Отец был на службе, мать отсыпалась после ночной смены, так что переживать никто не мешал.

Мать встала через час и заглянула в комнату сына: