Алёшка Емельянов - Полина

Все волки решили, что могут тут петь.

Полнейший абсурд и анархия быта.

Вокруг перемены. А скоро – их смерть…

Дождливая хвоя

Тучи роняют прозрачную хвою,

и, ударяясь от тверди, следы,

с мелкой, дождливой, ночною игрою,

всё превращают в потоки воды.

Дождь обретает мотив серебристый

лишь при паденьи, касании струй.

Капельки мчатся в безлунности мглистой

быстрым пунктиром оторванных струн.

В хаосе капель, холодной погоде

скучно сидится в верандной тюрьме.

Только привычная волчья порода

сбрендить не даст в продрогающей тьме.

Многие окна устало померкли.

Темь по округе давно разлилась,

солнечных слуг сновиденьем повергла,

вдруг обозначила мокрую власть.

Тюль отшатнулся от потных окошек.

Кружка кофейная дышит дымком.

Перед очами мелькания мошек.

В горле тоскующий, душащий ком.

Ткань занавесок пыльна и волниста.

Шорох по крыше не хочет смолкать.

Хочется бросить, забыть это быстро,

к Вам прилететь и любовно обнять…

Просвириной Маше

Любовный зов

Она, будто пашня пришедшей весной,

что радует запахом вдох землепашца,

живущего верой и сельской мечтой,

способного диву села удивляться.

Она – расчудесная благость в миру.

В ней нет сумасбродства и злобных участий.

Я с ней, как на мудром, спокойном пиру.

С рассвета до звёзд она дарит мне счастье.

Она – теплота, что лучится на всё.

Душа её – сотня павлиньих узоров.

Она обвивает добротной лозой.

С ней нет неуюта, обид и раздоров.

Она – чистота, как китайская инь,

средь мира, что сорен, завистлив и чёрен.

Манит мою ян её свежесть и синь,

и волосы цвета подсолнечных зёрен.

Просвириной Маше

Девушка-одуванчик

Девушка, как одуванчик средь роз,

взращенных в гуще теплиц и синтетик.

Девушка в блузке с цветками стрекоз,

что разноцветно впечатались в сети.

Девушка, словно медовый сосуд,

как незабвенная данность и верность.

Девушка – сумма приятностей, чуд,

в коей писцу несказанная ценность!

Девушка – вовсе не сон, не мираж,

а стихотворная явь и причина.

Девушка, дух чей – большой вернисаж;

солнышко днём, ну а ночью – лучина.

Девушка, с коей так мало дано,

с коей мечтал быть супругом до смерти.

Девушка, что прикоснулась давно,

и посейчас в головной круговерти…

Просвириной Маше

Борьба за жизнь

В конечном итоге мы все проиграем!

А после слезами всех мать окропит,

придавит нас крышка в июле иль мае,

а после просядут под ношей гробы.

Быть может, отправимся к Богу и небу,

быть может, в желудки, клоаки червей.

Сжуёт чернозём нас, как масло на хлебе,

легко запивая глотками дождей.

Исчезнем под насыпью, коркой гранита,

под травами, снегом, простым забытьём.

Пронзят нас корявые корни, как нити,

когда всё сгниёт под старинным бельём.

Но главное, что мы увидели солнце,

вкушая питания, краски, любовь.

Кроты же прожили во мраке, на донце,

не зная рассвета и красочных снов.

Нас к ним подхоронят. Но всё это позже.

Закон лет отправит нас в мир праотцов.

До этих же пор надо биться хоть лёжа,

чтоб в мире оставить плоды от трудов…

Всесторонняя

Она предо мною предстала влеченьем,

несущей сюжеты и весть в тишине,

дающей раздумья словесным теченьем,

вручающей пыл вдохновенья везде.

Представилась вдруг лицедейкой, певицей

и музой для лент, объективов-кружков,

звездою показов восторженным лицам,

родительской ролью средь старых домов.

Умелым смычком вдруг на мне заиграла,

легко посылая беседный привет.

Она всесторонне себя описала!

А я ей ответил, что я лишь поэт…

Елене Тукаловой

Зелёная паутина

Милейшим сюжетом я занял вниманье.

Её силуэт появился, предстал,

и вызвал живой интерес, любованье,

хотя предо мной мегаполисный бал.

Дворянская суть, белоснежная кожа

под тёмной и ровной глазурью волос,

какие на пряди богини похожи,

какие в проборе, на равный расчёс.

Точёная стать нарасхват всем глядящим.

В ней есть закругления, впадинки, ум.

Душа отзывается многим просящим,

одетым в таланты, лохмотья, костюм.

Сударыня – явный магнит, планетарный,

что тянет железных, алмазных, златых.

За встречу воистину я благодарен

чертятам иль Богу, иль людям, святым!

Глаза – паутина с зелёным раскрасом,

в какие по воле какой-то попал.

В их путах блестяще, тепло и прекрасно,