Иван Малейкин - Без лишних слов

Так он позже пса притащил, худой бедный, видно не первый год на улице. Хотя в Москве, а тем более в центральном округе, их отлавливают и усыпляют, но небольшие стаи все равно встретить можно, особенно под мостами и на вечных стройках города. Пса Михаил Викторович откормил, на ноги поставил, он у нас даже вроде охраны был. К нему все работники привязались, но некоторые наши клиенты стали выражать свое недовольство, а всему виной был собачий лай. Деваться было некуда, и его один из механиков на дачу к себе забрал, больше мы его и не видели. А тут на днях я узнал, что Сашку, который вместе со мной в паре работает, как раз таки, Горелый и притащил, как пса, прямо с улицы. Говорят, что тот почти без одежды бегал и милостыню собирал. Родителей у Сашки не было, поэтому он в детдоме рос, но оттуда сбежал, так как жизнь там далеко не сахар. Сбежал и отправился в столицу. Михаил Викторович еще удивлялся, как ему так долго удавалось полиции на глаза не попадаться, ведь с такими бродягами, как он, тут разговор короткий.

Сашку, в конечном итоге Михаил Викторович на автомойку пристроил. Сначала стекла мыть, а потом уже и все остальное. С тех пор уже лет десять прошло, а Сашка все тут работает, привык он, да и куда он пойдет, ни образования, ничего другого за душой. Так еще у него болезнь одна была. Нет, он не дурак был, хотя школы никогда не посещал, но читать и писать умел, видимо еще в детдоме научился. Его недуг заключался в том, что он говорить не мог, то есть слышать, слышал, все понимал, а сказать ничего не мог. Видимо на психологическом уровне, что-то стряслось еще в детстве, кто его знает. Вот он тихо и мирно работал на автомойке у Горелого и снимал маленькую комнатку в бывшем общежитии в Коньково, центральной части ЮЗАО.

Когда я только устроился на работу, мы с Сашкой еще не были знакомы. Я обиделся, помню на то, что он не разговаривает со мной и не помогает мне советами как новичку, ведь по слухам Сашка был самый опытный из всех работников. Но вот однажды, когда у нас обед был, мы все сидели, а Сашка вдруг встал из-за стола и, как бы, что-то сказать хочет, но не получается, только звуки одни, я даже испугался, а он достал из кармана блокнот, перевернул страницу и карандашом написал: «Хлеба».

– Вот, держи Саш! – и один из мужиков передал ему через стол кусок ржаного хлеба.

Я после обеда спросил у Михаила Викторовича о том, что случилось, вот он тогда мне и рассказал все про Сашку и добавил, что он ему теперь как сын стал. А с Сашкой мы, где-то уже через неделю, совсем сблизились, вместе машины мыть стали, да и время после работы проводить. Сначала, правда, тяжело было, ведь я не всегда его понимал, я часами говорил, а он все молчал, напишет лишь пару строк, но и этого было вполне достаточно. Общего у нас с ним много было, и музыку он, как и я, очень любил.

Я еще в школе на гитаре научился играть. Выступал на школьных концертах. Группа у нас была, мы даже на выпускном вечере играли. После школы я думал, что поступлю в Пермскую государственную академию искусств и культуры, где продолжу свою музыкальную деятельность, но ЕГЭ удачно сдать не получилось, и на бюджет я не прошел, поэтому и решил отправиться в Москву. Мать с отцом не были против, хоть и очень волновались за меня, а у меня в тот момент не было ни капли волнения, я мечтал стать музыкантом, и столица была самым подходящим местом для этого. По крайней мере, так я тогда думал. Друзья советовали в Питер попробовать, ибо там Родина настоящего русского рока, а я в отказ, так как знал, что не смогу спокойно жить с тамошним климатом. С больным горлом и с заложенным носом петь тяжело. Поэтому я и отправился в Москву. Две большие сумки, гитара за спиной и красивый ирокез на моей голове, билет плацкарт «Пермь – Москва», верхняя полка под номером двадцать два и типичный запах лапши быстрого приготовления вперемешку с дымом дешевых сигарет в вагоне. Компания по соседству была еще той: три женщины в бальзаковском возрасте, у одной из которых был день рождения, они ехали в Москву на семинар по торговле косметикой. А рядом с ними двое мужчин на боковых полках, по каменным провинциальным лицам которых трудно было определить возраст. Им могло быть как двадцать, так и сорок лет. Они возвращались из отпуска обратно на работу, на стройку в Москву. Чуть ближе к туалету, весело обсуждали свою поездку четыре студентки моего возраста, которые надеялись найти любовь и счастье в городе, где этого, как я тогда думал, и в помине нет. В таком окружении я и отправился покорять столицу. Поезд тронулся.

Читать дальше