Елена Кова - Ирландская игрушка

Юджиния подчинилась, последовав его примеру, и вскоре поднялась из-за стола, поблагодарив собравшихся и, наконец, чувствуя, что может уйти к себе и расслабиться перед сном.

И всё-таки сэр Ральф ничего, ничего не может поделать с этим, по крайней мере, пока, думала Юджиния, когда, уже переодевшись ко сну и отпустив служанку, отворила дверь своей спальни Риану. В большой, завешанной гобеленами, комнате, темноту которой рассеивали масляные лампы, оказавшиеся сейчас незажжёнными, пара канделябров со свечами и угасающие угли камина, она ещё была безраздельной хозяйкой. И никакие строгие взгляды первого министра не могли ей помешать, склонившись над обнажённым мужским телом, проводить ладонями по его поднятым вверх напряжённым рукам, касаться подбородком гладкой кожи его груди, отвечать на его поцелуи, которые сейчас, после более чем двухнедельной разлуки, были особенно нетерпеливыми, жадными, настойчивыми.

Но она, в конце концов, вынуждена была признать, что никак не может расслабиться. Шутка ли, в постели с любовником думать о том, что сказал бы первый министр! Она резко оторвалась от Риана, оставив его один на один с диким желанием, и натянула на себя рубашку.

– Я сегодня не могу, – проговорила Юджиния, садясь перед зеркалом.

Флэйтри долго лежал с открытыми глазами, глядя в потолок, стараясь унять тяжкое дыхание. Принцесса посмотрела на него и вновь подумала, как избаловалась за эти четыре года. Всё изменится, когда хозяином этой комнаты станет её супруг… Она просто вне себя была от этих мыслей. Ей так нравилось быть свободной… Быть с мужчиной, который ничего от неё не ждёт и не требует, выполняет все её желания, ведёт себя с нею так, словно весь смысл жизни его заключается в том, чтобы доставлять ей острое наслаждение, приходя лишь тогда, когда она зовёт, и исчезая, если ей неугодны его ласки. Безмолвно, не жалуясь, не прося, только отдавая ей себя. Вот и теперь ей даже не пришло в голову сказать «извини» за то, что, позвав, она заставила его дойти до точки, пробудила в нём жгучую страсть, с которой теперь он боролся в одиночестве, неподвижно и безмолвно, не считая себя вправе возразить ей и заставить исполнить… Супружеский долг, скоро это будет долг. И она не посмеет безосновательно отказать мужу… Который вряд ли будет таким… Она вновь взглянула на Риана, на его неровно поднимающуюся грудь, а он, словно ощутив её взгляд, повернул к ней голову и улыбнулся.

– Я очень устала, – вновь сказала Юджиния, вздыхая. – Ты же видел, сколько мне пришлось делать в эти дни… И…

– Тебя что-то беспокоит?

– Да. Ты знаешь. Сэр Ральф снова завёл разговор о замужестве. И это лишает меня всякого желания…

– Мысль о муже лишает тебя желания? – на губах его блуждала улыбка.

– Да, – она повернулась и смерила его взглядом, заставляя опустить ресницы, потому что её взгляд ничуть не облегчал его состояния. Юджиния вновь поймала себя на мысли, что по отношению к Риану, как и с сэром Ральфом, к счастью, она может быть совершенно откровенной. Ведь она очень одинока, если подумать. – Ты знаешь, я всегда мечтала выйти замуж по любви… Но в первый раз это было… совсем не так. И теперь. Мне правда хочется полюбить кого-нибудь из них…

Он вскинул на неё смеющиеся глаза, но промолчал.

– Но я представляю их в постели, и мне… Не смотри так и не смейся! – она притворилась возмущённой, но лукавые огоньки в его глазах – а они были сейчас глубокого зелёного цвета – подняли ей настроение.

– Ты представляешь их в этой постели?

– Да. И не могу… не могу захотеть, чтобы они так же, как ты… Мне совсем не хочется исполнять долг…

– Я это сегодня заметил, – шутливо вздохнул он.

– Долг… Как это может быть ради долга? – она отошла от зеркала и прилегла на огромную кровать, устало подложив руки под щёку, изнемогая от усталости. – Быть не женщиной, а… И произвести на свет наследника престола… Хотя, – она почти дремала, продолжая размышлять вслух, – знаешь, если бы я любила, я… я очень хотела бы родить от любимого мужчины…

Она умолкла, засыпая, а Риан долго смотрел на неё, прислушиваясь к её словам и своему никак не желающему успокаиваться дыханию. Когда веки Юджинии сомкнулись, он простонал и перевернулся на живот, зарываясь в простыни, и чёрные кудри упали ему на лицо, скрыв то ли улыбку, то ли гримасу.